Дуализм – термин, применяем в российской правовой науке для характеристики различных государственно-правовых феноменов [6, с. 50–57]. Тем не менее, несмотря на его очевидную универсальность, сфера использования данного понятия в целях описания тех или иных явлений правовой сферы жизни общества не так широка, как это могло бы иметь место. Мы предлагаем его новое применение – в рамках характеристики правовой системы в целом, в контексте исследования правозащитной проблематики.
Правовозащитная деятельность в Российской Федерации и в ХХ веке и в XXI прошла непростой путь своего формирования. В целом необходимо отметить тот факт, что правозащитная деятельность и сам феномен правозащиты в той или иной форме присущи любой правовой культуре, в том числе и рабовладельческой (если мы говорим об экономическом базисе правовой системы) и феодальной.
Однако современный феномен и современное понимание правозащиты – это следствие развития человечества во второй половине XX века. Советский Союз и отчасти Россия в ХХ веке в силу различных исторических причин находилась вне господствующих глобальных правозащитных трендов. Данные тренды, необходимо отметить, охватывали не только страны Запада, но и те регионы планеты, которые некогда именовались «третьим миром».
Отметим, что Советский Союз в исследуемую эпоху представлял отчасти актуальные правозащитные тренды, стремясь отстоять их даже в совершенно неподходящих для этого исторических условиях. Например известно, что защита социально-экономических прав в середине XX века в СССР находилась на гораздо более высоком уровне, чем в государствах Запада. В этих условиях «глобальное послание» советского Союза миру – политическое, экономическое, социальное, культурное и как следствие, правозащитное, не только имела место быть как некий «политический факт», но и было актуальным.
Российская Федерация первоначально оказалась включенной в глобальную правозащитную систему в рамках ее условно западного тренда. Однако отметим, что в конце ХХ века в России не сложилось институциональных предпосылок построения эффективно действующей правозащитной системы вследствие комплекса причин, а именно:
- отсутствие реального разделения властей;
- отсутствие политической конкуренции;
- сращивание власти и бизнеса;
- отход от принципов федерализма;
- криминализация государства и общества;
- недопустимый в современном мире рост социальных диспропорций.
Вышеперечисленные причины мы можем проиллюстрировать на основании исследования политических практик интересующей нас эпохи.
При этом ключевыми «триггерными точками» мы считаем два событи: приватизацию государственного имущества, исключившую формирование в России так называемого среднего класса – основного социального протагониста демократической политической системы и период политической борьбы в 1993-1996 гг., когда идея несменяемости власти в стране получила свое новое воплощение и закрепление в общественном сознании [9, 456 с.]. Таким образом, именно в 90-е годы ХХ века были заложены предпосылки того институционального поворота в развитии Российской Федерации и, в том числе, ее правозащитной системы, которые в полной мере получили свое воплощение уже в 20-е годы нового тысячелетия [5, с. 37–38].
В этих условиях не приходится говорить какой-либо эффективности правовой защиты поскольку тенденции ее развития, которые имели место в конце ХХ - начале XXI века, получили свое дальнейшее развитие. Так, продолжилось сращивание власти и бизнеса, исчезли остатки политической конкуренции, в 20-е гг. XXI века на законодательном уровне защита прав, свобод и законных интересов физических и юридических лиц стала почти исключительной прерогативой государства.
Как известно, в рамках различных концепций правопонимания, закон может быть правовым или не правовым. На этот счёт существуют различные точки зрения. Мы определяем правовой закон как тот, который служит воплощению идеи прав человека. Представляется логичным, что ряд законодательных актов России, принятых начиная с 2020 года, и, в частности Федеральный закон от 14 июля 2022 года № 255-ФЗ «О контроле за деятельностью лиц, находящихся под иностранным влиянием» [7, с. 16] (далее – закон «об иноагентах» или: закон «об иностранных агентах»), очевидно, носит не правовой характер.
Так, вышеупомянутый закон имеет как формальную, так и сущностную основу. И, если мы говорим о его формальной основе, то цель законодательного акта безусловно логична и оправдана – защита интересов Российской Федерации. При этом сущностное его наполнение носит совершенно особенный характер. На основании норм закона «иностранным агентом» может быть объявлено любое лицо, которое стало неугодным как власти в целом, так и отдельным ее представителям.
Например, «иностранным агентом» может быть объявлен любой субъект права Российской Федерации по причине получения иностранного финансирования или, по сути, какого-либо иного взаимодействия с лицом который ранее признан иностранным агентом. При этом мы встречаем ряд очевидных случаев, когда лица, взаимодействующие различным образом с субъектами права зарубежных стран, тем не менее, не признаются «иноагентами».
Критерии присвоения «иноагентского» статуса исключительно размыты и, в сущности, составляют исключительную прерогативу органов власти. С другой стороны, этимологически «иностранный агент» – это понятие, близкое к термину «шпион». Однако, санкции Уголовного кодекса Российской Федерации о шпионаже в пользу иностранных государств к «иноагентам» прямо не применяются. Таким образом, российское право фактически превращается, по крайней мере в части, регулирующей статус «иноагентов», в совокупность неких квазиэтических «понятий» и норм-обычаев.
Ведущая роль в деле присвоения такого статуса отводится в реальности не закону, а политической целесообразности, которая, в свою очередь, в России зависит от воли исполнительной власти в лице Президента и аппарата президента. При этом отметим, что Президент, обладающий, как известно, широчайшими полномочиями, согласно Конституции РФ не относится к какой-либо ветви власти, хотя фактически объединяет все их вокруг себя [2, с. 136–140]. В данном случае закон об «иноагентах» логично продолжает «квазипонятийную» линию, которая берет начало в Конституции РФ.
С точки зрения сущностного подхода термин «иностранный агент» является в настоящих условиях и антиправозащитным по причине увеличения частоты и укрепления международных связей между субъектами права различных стран мира.
В данной связи мы, несомненно, отмечаем тот факт, что закон «Об иностранных агентах» направлен ни на что иное как на своеобразную «чистку» правозащитного пространства страны и на переформатирование существующей практики правового развития. В сущности, Россия уходит с магистрального цивилизационного пути развития и вновь, как это неоднократно уже ранее имело место в ее истории, пытается построить свою собственную условно правозащитную модель, которая, со своей стороны, является следствием попытки построения уникальной цивилизационной модели.
При этом ценностной основой российской модели развития становится архаика во всех ее проявлениях и, в частности, среди прочего:
- отказ от примата международного права;
- насаждение культа силы в социуме;
- правовой нигилизм;
- антилиберализм;
- демонстрация неуважения к правам человека;
- апология конфронтации как внутри страны (поиск «врагов»), так и вовне («недружественные страны»);
- навязывание религиозной этики социуму.
Практика применения законодательства об иностранных агентах является противоречивой. Применение норм закона к одним субъектам и неприменение их к другим произвольно определяется властью исходя их политической целесообразности и фактически приводит к тому, что в Российской Федерации формируется весьма своеобразная для начала XXI века дуалистическая правовая система, построенная, на наш взгляд, по образцу правовых систем колониальных стран. При этом очевидно, что при отсутствии центра внешнего управления, данный «колониализм» носит «внутренний» характер.
В качестве примера можем провести здесь Индию [8, с. 233–235] и другие британские, а также французский колонии (королевство Марокко) в которых закон применяемый в отношении англоязычного населения и населения, включённого в систему управления колониями в той или иной степени, а также в систему обслуживание нужд управления колониями и их экономического жизнеобеспечения отличался от правовой системы, которая существовала на других «этажах» колониального социума [4, с. 7–10].
Так, например в Индии, английская колониальная власть сохраняла управление частями страны с помощью раджей, князей и других монархов, которые обладали зачастую абсолютным контролем над подвластным населением. Аналогичная система управления имела место в других колониальных владениях Великобритании [1, с. 248–329].
Во французских колониях, например в Марокко, в период французского колониального господства сохранялась власть короля, а вместе с тем, и власть феодалов. В рамках данного сравнения мы выделили бы ключевую правовую характеристику исследуемого правового режима управления социумом, а именно дуализм правовой системы.
Именно поэтому, на наш взгляд, несмотря на видимые попытки построения, казалось бы, совершенно уникальной, очевидно отличной от стран Запада и многих стран современного мира в целом, системы социальных отношений (и, как следствие, правозащитной системы) в России, тем не менее, мы имеем дело со строительством глубоко вторичной, повторимся, ранее известной (по крайней мере, в общих основных чертах) дуалистической правовой системы.
Поскольку принципы построения современной правовой системы России фактически в корне противоречат и тридцатилетнему развитию суверенной Российской государственности и опыту развития СССР с его оригинальным и во многом уникальным для своего времени политическим «посланием миру», а также противоречат общепринятым международным правозащитным канонам, то мы можем вести речь о формировании в существующих условиях в нынешнем ее виде в Российской Федерации некоего подвида замкнутой, локальной и непригодной для внешнего восприятия правовой системы по образцу иранской или северокорейской.
Необходимо здесь упомянуть и еще об одном подвиде дуалистической правовой системы. В ее рамках роль «второго этажа» (права, этики, культуры, морали, экономики и т пр.) играли криминальные сообщества. Так, например, дуалистическая правовая система существовала на юге Апеннинского полуострова в Королевстве обеих Сицилий (столица – г. Неаполь), где возник и развился феномен мафии [3, с. 16–34].
Если говорить шире, то различные права у разных социальных групп и дуалистическая система законодательства в целом является признаком архаических социальных систем – в частности, имманентных феодальной социально-экономической формации. Соответственно, архаизация общественной жизни исключает саму возможность существования негосударственной правозащиты в ее классическом виде как центра независимой от государства правозащиты.
Несмотря на сходство вышеупомянутого российского закона «об иностранных агентах» на аналогичные в различных странах мира, например в США [10], мы можем отметить, что Российский закон является, в определенном смысле уникальным. Уникальна и практика его применения. Если сходные законы в других частях мира за редким исключением касаются довольно узкой сферы, то практика применения данного закона в России становится всё более широкой.
Причиной данной ситуации является институциональное несовершенство структурных элементов российского государства. Их особенности, имевшие место при формировании и развившиеся со временем, на наш взгляд, мешают его развитию как правового и демократического. Это такие особенности как: отсутствие реальной системы разделения властей, отсутствие политической конкуренции, соединение власти и бизнеса, существование огромного фактически государственного сектора экономики, и, как следствие, отсутствие федерализма как константы повседневной политической жизни страны.
Всё вышеперечисленное приводит к тому, что законодательные акты, призванные укрепить национальную безопасность страны, и, следовательно, обеспечить соблюдение прав человека и гражданина, в отсутствие демократических институтов служат наоборот – борьбе государства с зачатками независимой от государства системы отношений и институтов, иначе говоря, инструментом борьбы с зачатками гражданского общества.
Именно этому на наш взгляд и служит существующий в Российской Федерации закон «об иностранных агентах» и иные аналогичные законодательные акты, а также аналогичные нормы иных – изначально и в целом «политически нейтральных» законов. Однако, как мы отметили выше, данные акты служат фактически выстраиванию дуалистической квази-колониальной правовой системы и аналогичной системы отношений между различными частями российского общества.
Следствием укрепления обозначившегося в 20-е годы XXI века вектора эволюции правовой системы России станет, на наш взгляд, дальнейшая архаизация общественной жизни, а, следовательно, и стагнация экономики вкупе с распадом социума и фрагментацией политического пространства, удержание которого в состоянии формального единства будет закономерно связано с усилением политических репрессий – фактической эскалацией латентного гражданского противостояния.
В данных условиях существование негосударственных правозащитных институтов составляющих основу современной правозащитной системы России станет, по меньшей мере, излишним. Российское право, таким образом, может превратится в противоречивый конгломерат понятийных квазиэтических конструкций, актуальных в рамках дальнейшего укрепления дуалистической правовой системы.
Библиографический список
1. Акт о правительственном строе Индии 1935 г. (2 августа 1935 г.) // Конституции буржуазных стран. Т. IV. Британская империя, доминионы, Индия, Филиппины. - М.-Л.: Гос. социально-эконом. изд-во, 1936. - С. 248–329.
2. Васяев, А. А. Правозащитные функции Президента Российской Федерации / А. А. Васяев // International law journal. - 2021. - Том. 4. - № 2 - С. 136–140.
3. Волков В. В. Мафия в зеркале социологии / В.В. Волков // Экономическая социология. - 2004. - Т. 5. - № 3. - С. 16–34.
4. Девяткина Т. Ф. Ликвидация княжеств в современной Индии / Т. Ф. Девяткина М., 1961. - С. 7–10.
5. Тлеубаев, Ж.С. Исторические аспекты становления института президентства в России / Ж.С. Тлеубаев // Вестник Челябинского государственного университета. - 2011. - № 19. - С. 37–38.
6. Трегубов М.В. Дуализм права: исторический анализ, современные тенденции, сочетание частных и публичных начал в гражданском праве / М.В. Трегубов // Теоретическая и прикладная юриспруденция. - 2019 - № 1. - С. 50–57.
7. Федеральный закон Российской Федерации от 14.07.2022 № 255-ФЗ «О контроле за деятельностью лиц, находящихся под иностранным влиянием» // Российская газета. - 2022 - № 154–155. - С. 16.
8. Чекунов, В. И. Конституционные формы в Индии в начале 30-х гг. и Всеиндийская либеральная федерация / В. И. Черкунов // VI Арсеньевские чтения. Уссурийск, 1992. - С. 233–235.
9. Шейнис, В.Л. Взлет и падение парламента. Переломные годы в российской политике (1985–1993) / В.Л. Шейнис. Т.1. - М.: Фонд Индем, 2005. - 456 с.
10. FARA // URL: https://www.govinfo.gov/content/pkg/USCODE-2009-title22/pdf/USCODE-2009-title22-chap11-subchapII.pdf (дата обращения: 25.12.2022).