Эдуард Сагалаев

Это ощущение безысходности и унижения, эта невероятная душевная травма для мужчины приводили меня даже к мысли о самоубийстве.


Эдуард Сагалаев

У меня был случай, когда я был ещё подростком, провожал любимую девушку, которая потом стала моей женой. Было мне лет 17, не больше. Я возвращался от нее домой и шёл через парк, а была уже глубокая ночь. Это было в Самарканде, в 60-х. Такая самаркандская ночь с огромными звёздами, шум листьев. И ко мне из темноты выходит человек, берёт за горло, приставляет нож и начинает оскорблять мою мать. Не мою мать конкретно, он не знал, кто я, просто он, видимо, был в наркотическом опьянении.
Я пытался сопротивляться, но он прижал лезвие к горлу и сказал, что, если буду трепыхаться, зарежет. И я понял, что зарежет. И я не трепыхался. Сердце стучало, я был в ужасе. Потом он меня отпустил и сказал - иди. У него была одна цель – унизить человека.

Мне этот случай снился долгие годы, я вспоминал его много раз. Я думал о том, что мне надо было пойти на этот нож, и ужасно корил себя, что проявил малодушие. Я узнал, кто он – рецидивист, и разыскивал его, хотел выяснить отношения. Но не нашел: он в очередной раз сел в тюрьму.

Это ощущение безысходности и унижения, эта невероятная душевная травма для мужчины приводили меня даже к мысли о самоубийстве. Я никому не рассказывал об этом случае, кроме жены, да и то через несколько лет после свадьбы. Вам рассказываю, потому что я от этого освободился.

Даже когда мне было за 50, я уже был успешным, популярным и значимым человеком, меня время от времени посещали эти воспоминания. Тогда я не пошел до конца, и это спасло подростка, которому бы рецидивист точно бы перерезал горло. Но каждый раз я возвращал себя в своих мыслях в тот эпизод моей жизни и шёл на нож.

Этот случай помог мне чётко сформировать мою жизненную позицию: при любой экстренной ситуации, где на кону мои убеждения, честь, достоинство, если не удаётся найти компромисс, я не уступлю и буду решителен до конца. Даже ценой жизни.

В дальнейшем я часто шел на компромиссы, а когда понимал, что надо «лечь», никогда не «ложился», а рисковал. Я думаю, что эти две вещи меня и двигают по жизни: с одной стороны – способность договариваться, а с другой стороны – умение идти на риск.

Например, когда я пришёл на программу "Время", сразу вычеркнул первый сюжет в новостях - прощание с секретарём ЦК КПСС Никоновым, который улетал в Воронеж... Это был обязательный сюжет, которым открывалась программа "Время": «Внуково», красная дорожка к трапу, объятья и троекратные поцелуи – будто его провожали на войну или в последний путь. Я вычёркиваю проводы Никонова и поднимаю выступление Плисецкой в Большом театре. Все вокруг в буквальном смысле попадали в обморок. Сейчас это кажется смешным, но тогда этим поступком можно было сломать жизнь себе и своей семье. Перестройка уже шла, но до "Времени" она ещё не дошла.
Я сказал, что беру всю ответственность на себя. Когда программа вышла в эфир, мне сразу позвонил председатель Гостелерадио СССР Аксёнов и говорит «Ты что натворил?». Я говорю «Давайте доживём до завтра». Я понимал, что сделал большую ставку, но если бы не сделал, мне было бы стыдно за свою работу. Это, конечно, заметили в ЦК КПСС. И это обсуждалось на уровне отдела пропаганды. Они там подумали, что Сагалаев не мог сам принять такое решение. На кого же он работает? Все пришли к выводу, что это мог быть только Александр Николаевич Яковлев, который был тогда членом политбюро, самым близким к Горбачеву человеком – его называли «прораб перестройки». Кто-то решил, что он сам тоже не мог, наверное, с Горбачевым посоветовался.
И так вот я делал программу «Время», часто блефуя и играя на противоречиях, которые были у ЦК.

Я продолжал работать в том же ключе: «12-й этаж», «Взгляд». Меня воспринимали как "пятую колонну", как сейчас принято говорить. Как Яковлева, который работал в газете «Московские новости», Коротича из «Огонька». Мы были оазисами гласности. Например, когда в Бухаресте свергали Чаушеску, я принял решение, что в программе мы покажем прямой репортаж. Время новостей было в 6 и в 9 вечера, а события происходили днём. Я прервал какой-то фильм и показал репортаж из Бухареста. Это был открытый ход. Я считал, что обязан показать это важное событие из жизни социалистического лагеря. Это был исторический переломный момент в жизни румынского народа и всей социалистической системы. Вот так я к этому относился.
Но я не знал, чем это закончится. Это решение было нужно принимать быстро, не было возможности с кем-то советоваться. И таких случаев было много в моей жизни.

Например, когда я решил уйти из программы «Время», поскольку туда вернулась цензура...
…Это был 1990 год, и Горбачев пошел на поводу у крайне консервативного крыла. И позволил «закрутить» гайки, в том числе на телевидении. Я тогда решил, что уйду из «Времени», и предложил председателю Гостелерадио Михаилу Ненашеву (у нас было тогда всего 4 канала: Первый, Второй, третий Московский и Четвертый образовательный) сделать общественное телевидение на базе четвертого канала. Я планировал организовать там политсовет, позвать президента Академии наук, председателя союза журналистов, председателя союза кинематографистов и т.д. Создать такой канал, который будет не просто ТВ, а общественное телевидение, первое в нашей стране.
Ненашев меня послушал и говорит: "Ну, предложи на коллегии это свое видение". Я подготовился, написал, как все это вижу. Перед коллегией встретился со своим другом, начальником одного из управлений Гостелерадио и очень крупной фигурой, и говорю: "Ты знаешь, у меня завтра такой важный день. Он говорит: "Ну, конечно, о чем ты говоришь! Я первым выступлю за тебя. Мы же друзья – не разлей вода, дружим семьями".
Утром на коллегии за огромным столом в зале заседаний Гостелерадио я выступаю, рассказываю о своей концепции. И председатель предлагает высказаться. И вот этот товарищ поднимает руку. Я уже расслабился, думаю, сейчас начнётся поддержка. И вдруг он говорит: "Знаете, это очень опасная идея. Ведь кого Сагалаев туда зовёт? Он зовет туда наших идеологических противников - людей из-под под Ельцина, Юрия Афанасьева, Рыжова. Это будет разъедать нашу идеологию, нашу страну...".

Не знаю, был ли он прав или нет в своём мнении. Но он не должен был говорить, что поддержит меня, мог просто промолчать или откровенно сказать: "Мне не нравится твоя идея".
Это было такое предательство, после которого я вообще ушел с телевидения. И потом, уже через 20 лет, он позвонил мне и принес свои извинения. Я сказал, что на него не сержусь и забыл об этом давно. Меня и Горбачев, конечно, оставил в этой ситуации, и прекрасно знал это. Хотя он и Раиса Максимовна тепло ко мне относились. Я с пониманием к этому отнесся, подумал, что в этой ситуации ему не до меня. Я вообще умею прощать. Единственное, чего бы я не простил, так это измену любимой женщины – моей жены, но тут, слава Богу, мы слишком друг другом дорожим, да и воспитание у нас не такое.
Когда я ушел с телевидения, я просто оказался на улице. Я не мог никуда устроиться: телевидения-то другого не было, только эти 4 канала. Я впал в депрессию, лежал дома на диване в позе эмбриона и ничего не хотел делать. Но мне надоело себя жалеть, думаю, схожу на съезд журналистов, делегатом которого я был избран ранее, хоть как-то разомнусь, выпью чего-нибудь в буфете. Прихожу, а там идут выборы нового председателя Союза журналистов. И, как бы, все понятно: всю историю Союза журналистов СССР с 1926 года главный редактор "Правды" был его председателем. Кто-то говорит из делегатов: "Нельзя же выбирать из одного кандидата, давайте на альтернативной основе". Секретарь ЦК КПСС говорит: «Предлагайте варианты». И тут встает белобрысый молодой парень из Владимирской области, из районной газеты, говорит: "Я предлагаю Сагалаева". Зал загудел. Секретарь спрашивает, есть ли еще предложения – нет предложений. Начал раздавать бюллетени, подходит ко мне, говорит: "Эдик, ну ты что, сними свою кандидатуру". Я говорю: "Не сниму. Вы не дали мне нормально работать ". Он звонит в ЦК, меня к телефону, и оттуда говорят "Вы должны отказаться, должны понять, это же неправильно. Вы ломаете систему". Я говорю: "Хочу попробовать". И меня избрали председателем Союза журналистов...
А потом был путч. Во время путча я был в Белом доме вместе с Шеварднадзе, когда объявляли что будет штурм, что детей и женщин надо выводить. Там были и мои коллеги: ребята из «Взгляда», Белла Куркова, руководитель питерского телевидения, был Ельцин, Бурбулис, Растропович вместо контрабаса в руках держал автомат... Я хотел своей стране демократии и готов был умереть за эти ценности.

Потом, когда Горбачев вернулся из Фороса, он, зная мой либеральный настрой и решительность, вызвал меня и предложил должность председателя Гостелерадио СССР после Кравченко, которого сместили за "Лебединое озеро" в эфире во время путча.
И такие горки всю жизнь: то вверх, то вниз. …Ушёл с поста генерального директора "Останкино" (сейчас это Первый канал) для того, чтобы создать свой телеканал ТВ-6 Москва. Его помнит среднее поколение, это был очень успешный проект. Я всегда чувствовал аудиторию и всегда работал для аудитории. В тот момент, когда я выходил в эфир, физически ощущал, как поднимаюсь по проводам на передающую антенну, потом на спутник в космос и из космоса в каждый дом. Это ни с чем не сравнимое ощущение.
Продолжая оставаться совладельцем канала ТВ-6, я стал председателем Всероссийской государственной телерадиокомпании (ВГТРК). Это был 1996 год, были выборы Ельцина…
Тогда наступил для меня период разочарований. Я понял, что никакой демократии нет. При установке «Ельцин должен победить любой ценой» работать было не лучше, чем при ЦК КПСС, только цинизма больше. Было много грязи, с которой мне пришлось столкнуться. Березовский, Чубайс, Ходорковский, Гусинский, Смоленский - все они сплотились в этой ситуации вокруг Ельцина, поскольку приход к власти Зюганова означал бы для них полный крах. Сейчас я понимаю, что Зюганов сам тогда не проявил должного мужества для того, чтобы выиграть. Я давал время на канале "Россия" и Зюганову, и своему другу – врачу Святославу Федорову, тоже кандидату в президенты на тех выборах, за что меня не поощряли, мягко говоря. И когда меня спрашивали, что я делаю, я отвечал, что это по закону положено, что я хочу демократии. Мне угрожали... Я хотел рассказать про Чубайса, что происходит в штабе. Березовский мне тогда сказал: "Если ты тронешь Чубайса, мы пойдем на все, даже на крайние меры". Но я не переставал «ходить по тонкому льду».
Тогда, конечно, у меня было горькое похмелье. Однако я понимал, что Ельцин лучше, чем Зюганов. И, конечно, помогал Ельцину, особенно вначале. Но потом все поменялось, у него было два инфаркта во время той кампании, он выглядел откровенно слабым. Я видел, как он становится марионеткой в руках этих циничных людей, настоящих волков. Потом на этих волков нашелся медведь. Но это уже другая история...

 

…Возможно, из-за той ситуации, которая случилась со мной-подростком, на протяжении всей моей последующей жизни и карьеры, я проявлял решительность и всегда следовал своим убеждениям. А когда шёл на риск, был готов к любым исходам событий. И с каждой такой ситуацией развивался и я сам, и приобретал что-то новое. Видимо, поэтому у меня такая интересная и насыщенная жизнь, которой я вполне доволен. Моей любимой единственной жене и нашим детям и внукам за меня, уж точно, не стыдно.
Друзья, все сложности и душевные метания, которые приключаются с нами, могут сделать нас сильней, мудрей и чище, если не сдаваться, но стремиться к свету в своих духовных поисках. Именно в этом и кроется смысл нашего бытия. И тогда вы сможете наблюдать закономерность всего происходящего с вами. Выбирайте правильные ориентиры и твёрдо следуйте выбранному пути!

Ваш Сагалаев.

Читайте также

Дорогие коллеги и друзья!

Многие из нас, вдохновленные и переполненные мечтами о чем-то новом и неизведанном, решались встать и наполнить свою жизнь новыми эмоциями, открытиями и достижениями. Субботняя пробежка с единомышленниками в парке Горького, поездка с друзьями в новый город, или путешествие на край света – все эти маленькие события наполняют нашу жизнь и меняют нас к лучшему.

Если ты не боишься мечтать и воплощать свои мечты в реальность, если ловишь каждый момент и открыт для всего нового – расскажи окружающим об этом и может быть именно ты вдохновишь прохожего изменить свой мир.

На протяжении всего проекта в качестве примера своими откровенными историями делятся самые известные люди в рекламной индустрии и за ее пределами: вдохновители проекта, без купюр рассказывают о своих историях преодоления.

Чем интересней и искренней будет ваша история, чем больше сердец затронет она и подтолкнёт на выдержку, свершения, доброту, тем выше вероятность того, что именно вы станете одним из победителей проекта!

Жюри проекта

Наталья Глаголева
Наталья Глаголева
Директор департамента маркетинговых коммуникаций МТС
Мария Яковлева
Мария Яковлева
Начальник отдела маркетинговых коммуникаций розничного и бизнес рынков МТС
Ксения Сергачева
Ксения Сергачева
Руководитель группы отдела маркетинговых коммуникаций МТС
Ярослав Смирнов
Ярослав Смирнов
Руководитель группы отдела маркетинговых коммуникаций МТС