Леонид Фейгин
Креативный директор и сооснователь Direct Design Visual Branding
Окончил Московское академическое художественное училище памяти 1905 года, затем — графический факультет Московского полиграфического института. В 1991 году организовал собственную студию «Фига-дизайн». С 1993 года — совладелец и креативный директор компании Direct Design Visual Branding (DDVB).

Член Союза дизайнеров России, Академик Российской академии рекламы, член American Art Director's Club, руководитель курса «Арт-дирекшн» в Академии коммуникаций Wordshop, член жюри конкурса «Брэнд года|EFFIE», обладатель международной премии Kotler Awards за личные достижения в области маркетинговых коммуникаций.
Обычный день Леонида Фейгина
06:30
06:30
Подъем
Встаю, завтракаю, гуляю с собакой, отвожу дочку в школу.
08:30
08:30
Перед работой
Если это вторник или пятница, я обычно уже в городе. Впереди либо деловой завтрак, либо я занимаюсь с преподавателем. Сейчас, например, изучаю мировую историю. А лет десять назад были тренировки по рукопашному бою, которые я проводил как тренер.
10:00-11:00
10:00-11:00
Начало рабочего дня
В это время я приезжаю в офис.
11:00-20:00
11:00-20:00
День
Бесконечные встречи, споры, совещания. Контролирую работу творческих групп (дизайнеры, стратеги, креатив), даю какие-то советы, вношу предложения. Я редко сижу на своем месте, у меня нет такой возможности, постоянно передвигаюсь по офису, хожу к людям или между переговорками. Периодически езжу на встречи, презентую. Обычно переключаюсь между задачами по сорок раз в день. Собственно, как и все мои коллеги.

Я люблю обедать, но у меня это обычно занимает минут 5-7. И даже в эти 7 минут бывает, что мне нужно с кем-то что-то обсудить. А иногда и оставят в покое, посидишь минут 10 — вообще класс!

Я редко задерживаюсь в офисе позже 21.00. У меня нет ночных часов. Я работаю постоянно с разными творческими группами, и у них у всех аврал. Если я буду с каждой группой сидеть допоздна, то вообще не буду уходить.

20:00
20:00
Вечер
Иду на спорт или какую-нибудь лекцию.
22:00
22:00
Дом
Я дома!
Выходные
Суббота у меня тоже рабочая: целый день преподаю в Wordshop. Выходной только один — воскресенье, и его я посвящаю себе, близким и своим увлечениям.

У меня есть еще одна привычка — бег. Поэтому я каждые выходные утром пробегаю полумарафон или около того. А потом работаю в мастерской на даче, делаю мебель или что-нибудь еще и играю с ребенком.
Моисей Фейгин, дед
Российский художник, участник творческого объединения
«Бубновый валет»
Моисей Александрович Фейгин (1904, Варшава — 2008, Москва) — российский художник, участник творческого объединения «Бубновый валет», в которое также входили Р. Фальк, П. Кончаловский, А. Куприн, М. Ларионов, Н. Гончарова, К. Малевич, В. Барт, А. Шевченко и др. Художники «Бубнового валета» отрицали традиции как академизма, так и реализма XIX века. Для их творчества характерны живописно-пластические решения в стиле П. Сезанна (постимпрессионизм), фовизма и кубизма.

1921–1927 гг. Моисей Фейгин учился в ВХУТЕМАС-ВХУТЕИН у Александра Осмеркина, Любови Поповой, Ильи Машкова. В 1926-1928 гг. состоял в обществах «Бытие» и «Крыло», а также Обществе московских художников — ОМХ.

Творчество Моисея Фейгина долгое время делилось на работу в «портретном цехе» для заработка и живопись для души. Свой стиль художник нашел достаточно поздно — в конце 1950-х гг.

Выставка «103 года художественного подвига Моисея Фейгина» прошла в Москве в Центральном доме художника с 27 апреля по 10 мая 2007 года. В этой связи Фейгин был занесен в Книгу рекордов Гиннесса как «Самый старый работающий профессиональный художник мира».
М.Фейгин, «Художник за работой», 1960
Связь поколений
Дедушка был очень важным, формообразующим человеком в моей жизни. Он был мне в принципе вместо отца, неким образцом мужчины. Воплощал традицию, взгляд на мир, культуру. Он многому меня научил, даже большему, чем учил.
О лжи. Дед вообще не любил и не умел врать. Знаменитый случай, когда мама один раз просила его сказать по телефону, что ее нет дома. Дед поднял трубку, стал задыхаться, у него начался сердечный приступ, но все, что он смог выдавить из себя, это: «Она велела сказать, что ее нет дома».

Единственный раз в жизни дед врал вдохновенно, — на допросе в НКВД, когда его вызвали, чтобы он донес на своего товарища Иосифа Вайсблата, который уже был на тот момент арестован. Он написал, что его товарищ пламенный коммунист, никогда ни в чем не замечен, засыпает и просыпается с именем Сталина на устах, водку пьет только во славу КПСС. Когда Вайсблат освободился в 1953 г., он принес деду папку своего дела и показал, что друзья, начальники, любовница, жена — все что-то да указали, по мелочи, но все же. «Моня, ты единственный человек, который про меня ничего не написал», — сказал Вайсблат.

О зеркале и имидже. Еще дед учил меня не смотреть в зеркало. Он считал, что мужчина, который смотрится в зеркало и красиво одет, вообще и не мужик вовсе. Не могу сказать, что научился — все равно в зеркало смотрюсь.

Сам дед одевался страшно: у него было невозможно отнять пиджак, которому было уже лет сорок, весь порванный, покрытый слоем краски. На все уговоры надеть новую рубашку, брюки или ботинки неизменно отвечал: «Леня, если мужик пытается произвести впечатление своей внешностью, значит, у него есть недостаток внутри».

О деталях. Дедушка говорил, что художник, который смотрит в деталях, никогда не сможет добиться цельности: «Не ползай, как муха по говну, смотри в общем!» Уже сейчас, взрослея, понимаю, о чем он говорил…

Об ответственности. Ему было лет 100 уже, мне — за 40, у меня на тот момент была своя фирма. Я приходил и спрашивал: «Дед, как дела?». Он сидит больной, скрюченный, тут же глаза поднимает, кладет свою огромную мозолистую руку на мою и говорит: «Лень, чем помочь? Ты, главное, не нервничай. Если у тебя в бизнесе проблемы, приходи ко мне, у меня деньги есть». Ему было 100 лет, а он воспринимал себя как человека, ответственного за все, за всю семью! Мужчина — неважно, сколько ему лет, больной он, здоровый — ответственен, пока жив. Это чувство долга перед семьей передалось мне от деда.

О семейном укладе. В семье дед был деспотом абсолютным. Все было подчинено его искусству. С одной стороны, он всего себя отдавал семье, полностью всех содержал, брал финансовую ответственность, с другой — мелкие желания окружающих вообще не входили в его мир. Он и себя полностью посвятил искусству — не ел, не пил, только краски — и считал нормальным, что его семья тоже подчинена этому движению.

Мы жили в двушке в Сокольниках. В большой комнате была мастерская, а для жизни оставалась маленькая комната и кухня.

Кухня, кстати, была большая, и там посередине стояла ванна, которая была очень удобным инструментом. Если на нее клали доски, образовывалась огромная лавка. На доски клали матрас — была сразу постель. Снимали все — можно мыться. Очень многофункциональная вещь!



Мама моя была очень гостеприимна, поэтому у нас всегда было много гостей — поэты, актеры, музыканты. Все сидели, разговаривали, пили, естественно, и тут… выход деда. С его появлением наступала полная тишина. Он тут же начинал что-то рассказывать. Сколько бы дед ни сидел, молодежь — сначала мамина компания, со временем и мои друзья — всегда внимала открыв рот. Потом он уходил, еще минута тишины, и опять начиналось веселье.

О богатых и бедных. Для него было только два вида людей — художники и остальные. Со всеми он был на равных. Помню, по старости уже к нему олигархи приходили в мастерскую, рассказывали о своих заводах-пароходах. А он говорил: «У вас так много работы! Ой, сколько у вас нагрузки…» и дарил картину, хотя мог бы продать.

Дед оценивал людей исключительно по душевным качествам. Дворники, ремонтники, бизнесмены — он со всеми говорил одинаково. Не то что бы какая-то специальная демократия: он просто не понимал, в чем разница. Единственное, если музыкант приходил хороший, то дед всегда обходился с ним с большим почетом.

О воспитании. Когда мне было девять лет и я хотел играть на улице с другими детьми, дед упорно ставил мольберт, натюрморт и говорил: «Рисуй!». А на улице лето, солнце, мальчишки на клумбе и дворник поливает их из шланга водой. Я просил: «Дед, хочу гулять». «Рисуй, а то будешь дворником», — был ответ. Я выглядывал на улицу, видел дворника, который поливает ребятишек, и понимал, что дворник намного круче, чем художник. У него шланг, лопата, лом — уважаемый человек во дворе. Мне казалось, что дед выбрал не тот путь. Но мне было жалко сказать ему, что дворник — это круче, и я садился рисовать, принимал эту игру.

А как он заставлял меня убираться в комнате! Я готов был повеситься!

О деньгах. Дед относился к деньгам как к противнику, вражеской субстанции, общение с которой нужно свести к минимуму. Деньги для него — это было время, время для занятий живописью, он готов был пожертвовать всем ради искусства, но никогда не жалел средств на детей и внуков. Деньги нужно было взять в плен как можно быстрее, а отдавать как можно дольше. Но при этом, например, бизнесменов он не считал торгашами, а воспринимал бизнес вполне себе как творчество, как строительство чего-то.

О смерти. Один из самых серьезных разговоров повторялся у нас регулярно. Я спрашивал: «Дед, ну ты смерти-то боишься?» И в 70 лет, и в 80, и в 100 лет он отвечал: «Нет, на хрен». А меня очень интересовало, как так? Он уже не то что товарищей, учеников своих пережил. При этом в загробную жизнь не верил, говорил, что души нет, а если и есть, то она прекрасно растворяется в общем потоке. Бояться неизбежности, по его мнению, самая глупая тема для мужика.

Когда деду было 100 лет, мы устроили его персональную выставку. Люди приходили с четырьмя гвоздичками, а там живой художник сидит! Приходилось им потом прятать один цветок.

О любви. Бабушка рано умерла, мне было четыре года. Половину своей жизни дед прожил без нее, был верен, страшно тосковал, через ночь плакал.

О снах. Мы с ним рассказывали друг другу сны. Дед все с Богом разговаривал, или какой-то музыкант к нему приходил, или он представал перед судьей, вызывал свидетелей и потом получалось, что он кого-то судит или, наоборот, его кто-то. Или какие-то большие тени над городом ходили и плакали, и слезы их, как светильники, освещали город. Он потом все это рисовал.

О драках. Дед был всегда готов дать отпор, не боялся драки. Последняя «битва» у него была, когда ему было 80 лет, с молодыми хулиганами в трамвае.

О смыслах и искусстве. Когда я писал текст про его живопись, он мне наговорил чего-то обрывисто, а я переписал и пытаюсь убедить: «Дед, ну ведь это тот же смысл, только красиво». А в ответ: «Брось, порви, я такого не говорил. Как только красиво начинается, это говно все».

Знаете, как он объяснял, что такое хорошая живопись и что такое плохая? «Хорошая живопись — это УУУУУУУУ, а плохая — У. Понял?» Вот такой дзен у него был. А в попытке перевести это в красивую литературную речь он видел вранье, игру слов.

У него было абсолютное чувство искусства, говорил: «Мне любое искусство покажи, и я скажу, хорошее оно или плохое». Рок-музыку слушал с большим удовольствием, любил Deep Purple, Led Zeppelin. При этом дед мог напеть симфонию Чайковского — от первой до последней ноты. У него был абсолютный слух и память. Мог близко воспроизвести цвета любого художника, чьи картины видел 20 лет назад на выставке.

Дед говорил, что один из самых больших грехов в культуре — стремление сделать ее красивее. Некий эффект Паоло Коэльо, когда прямо все сходится, красивенько, легко воспринимается. Дед был последним человеком из тех, кого я знаю, которому это претило. Он так чувствовал истину, что на фокусы не покупался.

О преемственности. Мне кажется, что если проводить связь с дедом и деятельностью, которую я веду, то это преподавание. Там все по-честному: либо ты понят, и публика развивается, делает что-то, либо не понят. Ты должен быть откровенен, честен и полезен. Преподавание — это тип поединка, когда ты выходишь с невежеством один на один и проводишь большую группу людей в течение длительного периода времени, беря на себя за них ответственность. В этом есть очень много сходства с тем, что дед сделал для меня, — с его умением не сглаживать углы, быть жестким к себе и к людям.

Сейчас еще я начал делать мебель, строгать из бревен всякие штуки… В эти моменты я всегда вспоминаю деда, потому что в его мастерской всегда было дерево, рубанки, он сам делал все подрамники, деревянные скульптуры. Так сейчас реализовывается во мне образ деда с пилой, имитация такая.
Читайте также:
Двойная игра

В рекламной индустрии можно встретить людей, которые хорошо известны в других сферах — музыкантов, фотографов, киношников. В чем для них разница между этими занятиями и что на первом месте?

Читать дальше >>

Как построить рекламный холдинг

Крупные рекламные холдинги обслуживают львиную долю бюджетов и именно они определяют правила игры в индустрии.

Читать дальше >>

Отцы и дети

Каково это — быть потомком известного человека? Рекламщики рассказывают о своих легендарных предках.

Читать дальше >>

Секреты успеха проектов со звездами в рекламе

Участие селебрити в рекламной кампании — признак серьезных маркетинговых намерений бренда и наличия солидного бюджета на раскрутку. Однако далеко не все тандемы артистов и производителей оказываются успешными.

Читать дальше >>

Битва за креатив: люди против машин

Компьютерные алгоритмы научились писать музыку, и люди слушают ее даже не подозревая, что произведение написал компьютер. Следующий шаг ― тексты новостей и даже целые истории. При этом искусственный интеллект самообучается и выходит из-под контроля человека. Есть ли предел?

Читать дальше >>

Как попасть на работу в рекламное агентство: 7 советов молодым

Креативные агентства постоянно ищут «свежую кровь». Но каким «резус-фактором» нужно обладать, чтобы тебя взяли на работу? Наши эксперты рассказывают, как молодым попасть в индустрию рекламы и что нужно сделать, чтобы добиться успеха.

Читать дальше >>

10 секретов управления талантами

Лидеры больших творческих коллективов могут управлять тонко устроенными творческими индивидуальностями и добиваться выдающихся результатов от совместного творчества. Как у них это получается?

Читать дальше >>

Рейтинг@Mail.ru