Электронный документооборот — коммуникационная катастрофа цифровой эпохи

Мы живём в эпоху великого цифрового перехода. Компьютеры, сети, мобильные устройства — всё это обещало нам мир без бумаги, мир мгновенных решений и прозрачных процессов. Мы с энтузиазмом начали «цифровизировать» всё подряд: от подачи заявлений до заключения контрактов. Но вместо ожидаемого рая мы получили гибридный хаос, в котором удобство цифры странным образом сочетается с косностью бумажной эпохи. Результат — прогресс, ведущий к коммуникационной катастрофе.

Чтобы понять суть проблемы, нужно взглянуть на эволюцию наших коммуникационных моделей: рутинной оффлайновой, катастрофичной гибридной и совершенной цифровой.

Первая модель — мир оффлайна. Это традиционная среда физического взаимодействия, существовавшая веками. Здесь доверие строится на материальных артефактах: подписи, печати, нотариальном заверении, личном присутствии. Мошенничество существует, и немалое, но оно ограничено физическими и юридическими барьерами и не превращается в системную катастрофу. Процессы медленны, но предсказуемы. Человек здесь — агент, непосредственно действующее лицо.

Вторая модель — гибридный мир. Это наша сегодняшняя реальность, эпоха «электронного документооборота». Мы механически перенесли оффлайн-принципы в онлайн, создав цифровые копии бумажных документов. Мы заменили печать — электронной подписью, паспорт — логином и паролем, а доверие — слепой верой в уязвимые технологические суррогаты.

Идентификация в этой модели стала её ахиллесовой пятой. Мы привязали цифровую личность к оффлайн-атрибутам — номеру телефона, email, данным паспорта. Эти данные, многократно повторяемые, потеряли конфиденциальность и превратились в цифровой якорь, позволяющий агрегировать всю сетевую активность человека. Приватность была системно уничтожена. Данные утекают в «цифровое подполье», становясь инструментом контроля, манипуляции и, конечно, мошенничества. Результат: киберпреступность становится катастрофичным системным фактором: уровень (10% мирового ВВП) неприемлем, рост неудержим. Все эксперты прогнозируют рост потерь на долгие годы вперед. Все мировое ИТ-сообщество в течение последних лет не может обеспечить даже минимальную стабилизацию.

Протоколирование стало тотальным, но хаотичным и уязвимым. За каждым нашим шагом следят десятки систем, но эти данные не защищают нас — они используются против нас. Киберзащита превратилась в бесконечную игру в «догонялки» с преступниками, в динамическое отражение атак там, где нужна была структурная кибербезопасность, делающая атаки невозможными по определению.

Человек в этой модели перестал быть агентом. Он стал ресурсом — источником данных и жертвой — конечным звеном, которое расплачивается за сбои системы. Споры в этой среде разрешать практически невозможно: между анонимностью преступника, трансграничностью юрисдикций и фрагментарностью данных правосудие часто бессильно.

К чему это приводит на практике? Возьмем простой и жизненный пример — оформление пенсии. В идеальной цифровой логике система, зная дату рождения гражданина и все данные о его стаже и заработке, в день наступления пенсионного возраста должна сама изменить всего один статус и начать начисления. Но в нашей гибридной реальности человек вынужден сам инициировать этот процесс: собирать справки (часто в бумажном виде), заполнять заявления, ходить в учреждения, превращаясь в курьера собственных данных. Система пассивна, а человек тратит время и нервы на преодоление искусственных барьеров, созданных нашим же гибридным подходом. Именно электронные документы стали основным переносчиком вирусов-вымогателей. Документооборот, призванный упростить жизнь, усложнил её, добавив цифровой слой проблем к старым бумажным.

Третья модель — чисто цифровая среда — остаётся пока теоретическим горизонтом. Это мир, где полный цикл взаимодействия осуществляется электронными двойниками субъектов взаимодействия и происходит внутри полностью алгоритмизируемого и протоколируемого информационного пространство. В дискретной цифровой среде не может быть неразрешимых задач. Это мир, где можно создать любую совокупность внутренне непротиворечивых процедур, в том числе и структурно блокирующих мошенничество.

А сегодня мы застряли в гибридной ловушке. Электронный документооборот в его нынешнем виде — это не мост между эпохами, а зыбкая трясина. Он сохранил все недостатки бумажной бюрократии (медлительность, зависимость от человеческого фактора, риски ошибок) и приумножил их цифровыми уязвимостями (потеря приватности, киберпреступность, тотальный контроль).

Эта катастрофа — не вина отдельного чиновника или IT-разработчика. Это «детская болезнь» цифровизации, попытка «наскоро» склеить две принципиально разные реальности — аналоговую и цифровую — без понимания их фундаментальной несводимости.

Что же делать? Первый шаг — это осознание. Признать, что путь механического переноса старых форм в новую среду ведёт в тупик. Нам нужна не оцифровка бумаги, а реинжиниринг самих коммуникационных процессов на основе внутренней логики цифровой среды. Нужно сместить фокус с управления документами на управление событиями и объектами в едином информационном пространстве. Нужно радикально отделить сетевую идентификацию от оффлайновой, допустив сопоставление только в конфликтных ситуациях по решению суда. И, самое главное, нужно вернуть человеку в этой системе статус суверена, а не ресурса.

Мир находится в «точке бифуркации». И суть ее в том, что долгий «опыт, сын ошибок трудных» привел к пониманию истины, которая после ее осознания становится до обидного очевидной: «Каждый человек имеет неотъемлемое МОНОПОЛЬНОЕ право на конфиденциальное владение и управление ВСЕМИ своими ЦИФРОВЫМИ данными» [В.Г.Самохвалов © 2025]. Технологическое и законодательное воплощение этого принципа полностью меняет логистику информационных потоков, придает резидентность физическим лицам и, как следствие, вызывает переформатирование всей вертикали социального взаимодействия от персонифицированной медицины, до образования, финтеха, управления государством.

Профессиональное сообщество, посвятившее себя документообороту, находится на передовой этой битвы. От его способности к критической рефлексии и смелому переосмыслению базовых принципов зависит, станет ли наш цифровой переход историей прогресса или хроникой затянувшейся коммуникационной катастрофы.