 |
Выпуск 20.
Наивный "постмодерн"
Уже сто лет назад японская промграфика имела свое собственное, очень своеобразное лицо. Сегодня это лицо кажется нам странно знакомым.
Жизнь Японии вне иностранной культуры
Триста лет-с XVI по XIX век-Япония была закрытой страной, а ее обитатели жили напряженной жизнью в строгом и весьма плодотворном уединении. Для иноземцев японцы открыли только два порта, да и там редкие путешественники имели дело лишь с неприветливыми чиновниками таможни. В глубь страны чужих не пускали. Во второй половине XIX столетия, к моменту восшествия на престол императора Мэйдзи, яды, накопленные за время "варки в собственном соку", начали отравлять Японию и одиночество стало "физиологически" невозможным.
Конец Великого уединения наступил вместе с так называемой Реставрацией Мэйдзи (1867-1868), когда страна открыла свои границы навстречу могучему потоку западной цивилизации. Вскоре после их открытия в японском языке вместе с другими европейскими заимствованиями появилось забавное слово "рабэру" (от голландского "лейбл"), то есть "торговый знак". Конечно, у крупных японских торговых домов и до Реставрации были свои фирменные знаки, очень напоминавшие гербы военных кланов. Однако в предшествующую периоду Мэйдзи эпоху Эдо (XVII-XIX века) "торговые бирки", "ярлыки", наклейки, этикетки, "товарные клейма" не отличались особым изяществом, а промграфический дизайн в японской системе культурных ценностей считался явлением совершенно маргинальным. И гербы актеров театра кабуки, и эмблемы аристократических семейств были, с точки зрения графического искусства, куда интереснее.
"Рабэру" завоевывает мир
В период правления императора Мэйдзи, когда между Европой и Японией начался бешеный товарообмен, когда в страну хлынул поток новых европейских товаров, именно "рабэру" оказались очень любопытным зеркалом всех процессов, происходивших и в большом искусстве, и в стране в целом. Как писал исследователь японских лейблов Сурио Татаки: "Тело", "суть" знака хорошо передает аромат эпохи". А уж если это эпоха экономического бума, то передает просто замечательно, добавим мы. Итак, для развития "рабэру" и вообще промграфики конца XIX-начала XX века важными оказались следующие обстоятельства.
В Европе, куда с открытием границ начался импорт японских товаров, уже сложилась-благодаря нескольким выставкам и усилиям отдельных коллекционеров и художников- определенная мода на Японию. При этом, как часто случается, в массовом европейском сознании укоренились лишь немногочисленные образы-символы, которые с первого беглого взгляда распознавались как японские, - "ветка сакуры", "веер", "ирис", "волна". Вместо подлинно японского ценилась простейшая адаптация нескольких японских мотивов-так возник забавный стиль japanesque, который в своей милой наивности напоминал стиль chinoisrie, распространившийся в Европе XVIII столетия в период увлечения Китаем. Японские экспортеры очень быстро сообразили, что с коммерческой точки зрения более выгодно не классическое оформление товара, а именно использование европейских "восточных клише". Так появилось вполне парадоксальное направление японских "рабэру" - японщина, сработанная хитрыми японцами для глупого Запада.
Внутри самой Японии мода на все европейское имела одну особенность: столкнувшись с чужой культурной системой, японцы далеко не сразу усвоили западные критерии оценок, то есть попросту не различали высокие и низкие образцы.
Конечно, уже к началу XX века интеллектуальная публика разобралась что к чему - и в литературе, и в живописи все стало на свои места. Но в более низких жанрах, каковым и являлись "рабэру", эта качественная путаница осталась: рядом с вполне добротными Art Nouveau и Art Deco (а позднее - даже с конструктивизмом) отлично соседствовал этакий "конфетный" стиль, который процветал в массовой европейской продукции конца XIX века и которому японцы с уважением подражали. Возможно, здесь и следует искать корни специфического отношения японцев к китчу, как к полноценной составляющей культуры Нового времени.
Поводом для дизайнерских экспериментов стало вошедшее в моду совмещение внутри одного знака или этикетки иероглифов и латинских букв.
Эйфория вестернизации настолько захлестнула Японию, что в 70-е годы всерьез обсуждался вопрос принятия английского языка в качестве национального языка Страны восходящего солнца. Конечно, это вовсе не означало, что все японцы владели английским, наоборот, подавляющее большинство не знало даже латинского алфавита. Но художники были чрезвычайно увлечены игрой с иностранными буквами, которые работали одновременно и как символы нового и модного, и как необычный орнамент.
Конечно, в Японии - стране канона - по-прежнему были популярны старые сюжеты и традиционные методы массовой графической культуры. Создатели "рабэру" часто цитировали произведения известных японских художников, а привычные для японского глаза персонажи классической гравюры - грозные самураи и скромные красавицы, хитрые крестьяне и мудрые старцы - кочевали по этикеткам и лейблам, нередко оказываясь в смешной компании с европейскими героями, предметами или надписями. Можно ли сказать, что на рубеже веков японская промграфика достигла каких-то невероятных высот, явив миру невиданные шедевры? Пожалуй, нет.
Японский дизайн: сначала национальный колорит, и уж потом - безудержное творчество в строгих рамках
Истинных успехов в этой области японцы добились гораздо позже. Просто парадоксальным образом, задолго до появления понятия "постмодерн", в японском дизайне торговых знаков возникла своеобразная "постмодернистская" ситуация. Мастера эры Мэйдзи (1867-1912 г.) работали в условиях полного отсутствия четких критериев качества, лихо смешивали разные стили в одном продукте, бесконечно цитировали как родные японские, так и западные образцы, были способны на иронию (в случае с японщиной) и игру, неустанно пробовали новое, - словом, пусть наивно и неосознанно, делали все, что полагается порядочным постмодернистам.
В течение последних десятилетий Япония стремительно интегрируется в мировую экономическую и культурную жизнь. Несмотря на ощутимое влияние чужой культуры, о потере Японией национальной самобытности не может быть и речи - слишком долго она культивировалась, и любой японец - прежде всего дитя своей нации, а потом уже писатель, ученый или дизайнер. Тем интереснее увидеть результаты соединения западной и восточной традиций, взяв для примера одну из наиболее выразительных прикладных отраслей - дизайн упаковки.
Сдержанность - национальная добродетель японцев. Открытое проявление эмоций здесь всегда считалось неприличным. Для японцев - упаковка не просто обертка или реклама товара, но и часть многовековой традиции "взаимного одаривания". Большое значение придается упаковке из натуральных материалов, в том числе из дерева. Забота о совершенстве упаковки в Японии, приводит к тому, что на алтарях буддийских и синтоистских храмов нередко можно увидеть подношения, взятые прямо с полки магазина.
По следам статей Насти Смирновой и Татьяны Белоновской
Японская этикетка второй половины XIX - начала XX вв
Современная японская упаковка
Shochu/Арт-директор, дизайнер Mitsuishi Hiroshi, дизайнер Ueda Kimio
Beer/Арт-директор, дизайнер Ishuira Hiroyuki
Champane&Wine gift package/Арт-директор, дизайнер Kanome Takashi
Honey/дизайнер Sakota Tsukasa
Beer/Арт-директор Morisawa Hiroyuki
Bath products/Арт-директор Kawaji Yosei, дизайнер Miyamoto Yasushi
Revitalizing essence/Арт-директор Serge Lutens, дизайнеры Kudo Aoshi, Hirato Eriko
Wisky/Арт-директор, дизайнер Kato Yoshio, дизайнер Matsuura Shinji
Coroquette/Арт-директор Inada Akira,дизайнер Ohashi Noriko
Sake/Арт-директор Tamamura Toyoo, дизайнер Furutani Tomohiko
Candy/Арт-директор, дизайнер Kamizono Mafuyu
Candy/Арт-директор, дизайнер Shimoda Rie
|
|
|
|
|
 |
|
|
|
|
|
Sostav.ru представляет проект [kAk) дизайн! В этой рубрике разговор пойдет о дизайне, о людях, которые его делают, и о проектах, которые удивляют. Разговор с читателями ведет журнал о графическом дизайне [kAk).
Влад Васильев для журнала [kAk)
|
|
|
|
