Sostav.ru
Москва, ул. Полковая 3 стр.3, офис 120
© Sostav независимый проект брендингового агентства Depot
Использование опубликованных материалов доступно только при указании источника.

Дизайн сайта - Liqium

18+

В этом выпуске «Нос к носу #media» специальный корреспондент деловой газеты ВЗГЛЯД Юрий Васильев беседует с главным редактором агентства городских новостей «Москва» Александром Малютиным.

Капитан Медиа

Интегралы для репортажа

Васильев
Напомни, прежде всего, воинское звание и вуз.

Малютин
Капитан запаса. Вуз имеется в виду военный?

Васильев
Да. Для начала.

Малютин
Военная академия тыла и транспорта имени никого. В мое время — имени никого. Раньше — имени Кагановича, теперь имени генерала армии Хрулёва. Это великий тыловик.

Васильев
Чему может научить репортёра армия вообще и академия тыла в частности? Ты сколько прослужил?

Малютин
Семь лет, из них обучение в академии — два года. Пять лет в Москве. Это не войска, это научно-исследовательский институт. Но в целом семь лет. Чему учит? Не опаздывать, прежде всего. Я практически не опаздываю.

Васильев
Никогда?

Малютин
Да. Говорят, это репортёрское, но у меня это было до репортёрства. Ещё, наверное, правильное понимание субординации. Мне пеняли, особенно в первые годы — в «Коммерсанте», когда я еще был только из армии, — что я слишком солдафоню и слишком субординирую.

Ну, я привык к тому, чтобы ать-два. А там была журфаковская вольница, свобода. Люди умели посылать начальников, иногда — стрелять в них. Из травмата. Я сам не видел, недавно читал воспоминания в Facebook. Разное бывало, но я был чрезвычайно субординационно-послушный. Армия научила, да.

Иногда что-то попадалось по тематикам. Я заканчивал автомобильный факультет, и когда мне попадались заметки про автомобили, я там кое-что знал. Не путаю трансмиссию с карбюратором, в общем. Ну и, когда попадались заметки про армию, я не путал майора с генерал-майором.

Васильев
Гражданский вуз, соответственно, какой у тебя?

Малютин
Матмех ЛГУ. Тогда — имени Жданова. Узкая специальность — теория вероятностей.

Васильев
А здесь что помогает — и в нынешних твоих делах, и в тогдашних репортерских?

Малютин
Знаешь, математика просто ставит на место мозг и логику. Вот говорят — «ты изучал интегралы, и где они пригодились?» А я ловил себя на том, допустим, когда сутками думал, где же мне найти информацию, кто мне даст её, про это и про то — кого расколоть, кто даст документы, кому выгодно?.. И вот в этот момент мне помогало знание интегралов.

Васильев
Каким образом?

Малютин
Прокачивать ситуацию и варианты. Ты смотришь, какие есть группы интересов, кому это может быть надо, кому не надо. Как зайти, чтобы он отдал. Как сделать так, чтобы он при этом был еще счастлив. Чтобы он не начал тебе говорить — а ты за это напиши то, напиши сё.

Васильев
То есть, не вступал в отношения?

Малютин
Да. Чтобы он отдал тебе доки так, как будто он сам подумал, что очень этого хочет.

Васильев
Самая большая удача во «взятии интеграла» на письме?

Малютин
Пожалуй, заметка в журнале «Коммерсантъ-Власть» про Бориса Немцова — о том, как он вызвался работать с бастующими атомщиками. Чуть больше двадцати лет назад дело было. Пресс-служба самого Бориса Ефимовича — первого вице-премьера — давала событие обтекаемо — ну молодец, спаситель, утихомирил сотрудников АЭС, которые пришли в Москву в своих белых халатах.

Васильев
Как шахтеры на Горбатый мост?

Малютин
Примерно. Я думал-думал, думал-думал — и наконец понял, что надо идти в отраслевые профсоюзы.

Васильев
Как нынче принято говорить — чтобы что? Что ты хотел узнать?

Малютин
Я хотел понять аппаратную интригу. Нас так учили в «Коммерсанте»: не может быть ситуации, что этот чиновник за народ, а этот — против народа. На самом деле ни то и ни другое, а нечто третье.

Васильев
Ну, если на поверхности, за народ — получается, Немцов. А против народа? «Атомный» министр Адамов?

Малютин
Бери выше: Виктор Степанович Черномырдин. Интрига развернулась таким образом, что Борис Ефимович успокоил всех — всё, пожали руки. Но он на самом деле взял на себя ответственность за финансовое обеспечение атомщиков. Черномырдин остался в стороне, а молодой вице-премьер решил создать себе имидж человека, который разрулил очень трудную ситуацию — и попался. Он теперь отвечает за зарплату и дальнейшее обеспечение отрасли в целом.

И вот представь расклад. Интригу не может разъяснить сторона Немцова — с какой стати они будут подставлять Бориса Ефимовича? Пресс-служба Черномырдина — тем паче. А я знаю, что в таком виде текст не поставят, потому что в нём нет интриги. Как говорил главный редактор «Коммерсантъ-Власти» Роман Артемьев, нужен живой аппаратный текст.

Васильев
Прекрасный оксюморон.

Малютин
У [главного редактора газеты «Коммерсантъ»] Андрея Васильева была еще другая маркировка текстов про большую экономику. Он закидывал руки назад, как будто летит, и говорил: «У-у-у». Это типа умный текст, аппаратные интриги, агрегат М2, всё такое.

Васильев
У-у-у-у. Мой любимый жанр, на самом деле. Аппаратный репортаж. Обожаю.

Малютин
Хороший жанр, ага. И редкий. В общем, в результате один из названных в заметке профсоюзов — нет, не выдал интригу, потому что им тоже не было прямых резонов ее раскрывать. Но зато там мне дали подшивочку доков, из которых эта интрига проявлялась. Вот тебе опять же математика. Ты логически всю эту папочку просмотрел и понял, что интрига состоит, скорее всего, в том-то и том-то. Так оно и оказалось. По части логического распутывания эта работа доставила большое удовольствие.

«Журналистов я презирал»

Васильев
Вернемся к редакционной субординации, если позволишь. Тебе не кажется, что в прежнем виде она сейчас ушла? Теперь все друг другу «вась-вась» в Facebook. Не говоря уже о корпоративах, не к ночи будь помянуты. Нет ощущения, что многочисленные онлайновые и офлайновые институты эту самую субординацию по факту множат на ноль?

Малютин
Ну как множат-то? В редакции ты не найдешь фронды против начальства практически ни у кого. Это касается любых СМИ любого лагеря. Даже против своего начальника отдела — не найдешь, не говоря о более высоком начальстве. Вот что ушло, и слава богу — тупое лизоблюдство, его практически не стало вообще.

Васильев
Но субординация «коммерсантовских» времен и «субординация 2k18» — это разные субординации?

Малютин
Конечно. Хотя бы потому, как было все построено при [основателе и первом главном редакторе «Коммерсанта» Владимире] Яковлеве. Там были гигантские зарплаты у начальства. Декабрь 1992 года, молодая газета «Коммерсантъ-Daily», ей буквально был месяцок или два. Я иду туда внештатником — по рабоче-крестьянскому набору, без всякого блата: можно прийти, попробовать. Иду, потому что в армии ничего не платили.

Васильев
Раз.

Малютин
Потому что все перспективы куда-то пропали.

Васильев
Два. И ты решил писать заметки — три?

Малютин
Нет. Три — потому что я вообще-то презирал журналистов. Причина простая: когда я видел [в прессе] тему, в которой разбираюсь, я читал ахинею. Про автомобили, про математику.

Васильев
Причем это советская пресса, с научно-техническими экспертами и бюро проверки. И все равно ахинея?

Малютин
Ахинея. Плохо, глупо, не понимают, что происходит на самом деле. То есть дело даже не в том, что они кого-то костерят или ругают, — они просто не понимают разницу между трансмиссией и карбюратором. А вот «Коммерсантъ» от этого всего отличался. Там понимали. Я даже за Максимом Соколовым, публицистическим колумнистом, не знаю ни одной технарской ошибки. Он их просто не делает. Он пишет при этом понятно, но там ошибок нет. Я такое же наблюдал, когда читал статью в New Yorker про Гришу Перельмана , про его приключения с гипотезой Пуанкаре. Её нелегко объяснить на сторону, там довольно суровая математика, очень серьёзная. А у них там в популярной заметке нет ошибок!

И в том же «Коммерсанте» их не было. Ни по одной доступной мне тематике не было. Там люди отличали полистирол от полипропилена.

Васильев
То есть ты шёл в писанину — от противного? «Ужо я всем покажу»?

Малютин
Да какое «ужо», ты чего. Мне просто нужны были деньги.

Васильев
Всем

Малютин
Смотри. Капитан Советской армии — а я был уже старым капитаном, мне уже майор чалился через полгода — получал 28 долларов в пересчёте. Я очень хорошо помню: лет мне было тоже 28, женат, двое маленьких. А тут мне — внештатнику — сходу платят 35 долларов. Какое-то время я совмещаю, в сумме — 63 доллара. Это уже очень даже.

Васильев
Сейчас придется очень долго объяснять нашим молодым коллегам, что 63 доллара в 92-м году...

Малютин
А давай проще. У меня был простейший критерий: мне очень хотелось не копить на ботинки. Именно вот: прохудились, пошёл, купил. Не копить три-четыре месяца, это вот не хочется. Может быть, мечтать нужно было не об этом. Может быть, надо было о Vertu мечтать.

Васильев
Как у Орлова в «Альтисте Данилове»: «А больше стакана вы и не хотели».

Малютин
Так вот, о субординации. Начальник отдела в «Коммерсанте» тогда получал 1000 долларов. Про главных и выпускающих мы вообще молчим. Но ты понимаешь сразу две вещи. Первая: у начальника отдела заоблачная зарплата. Вторая: ты и сам вполне можешь до этого дорасти. Если ты будешь фигачить, таскать каштаны, будешь здорово работать. Не сразу, но через два—три—пять—семь лет ты получишь этот уровень, можно дорасти вполне. Не каждый получит, но можно. Это реальный социальный лифт, на котором можно подняться.

Потом, конечно, всё стало сглаживаться, сейчас таких разниц нет. Сейчас начальник отдела — дай бог в два раза, даже, наверное, меньше, чем в два раза разница с корреспондентом. А тогда было так. И при этом не было социальной зависти, было именно спортивное желание пробиться, доказать. Эти зарплаты всех строили. Даже привыкшие к вольной жизни журфаковцы вдруг раз — и стали беспрекословно выполнять то, что им говорил Яковлев. Отчасти поэтому тот «Коммерсантъ» и получился.

Пейзаж в отсутствии сакральности

Васильев
Фиксируем, если позволишь: из журналистики исчезли очень большие деньги — и исчезла субординация того образца?

Малютин
Она могла по разным причинам исчезнуть. То, что стало всё открыто — ты правильно говоришь про FB и корпоративы, — этот фактор тоже действует. Сейчас вообще стало меньше сакральности. Допустим, человек работал заместителем министра, перестал он работать, сейчас сидит в Facebook. И мы смотрим — умный чувак, но, в общем...

Васильев
Мы тоже так можем.

Малютин
Да, где-то так. Чувак говорит теми же словами, примерно так же, как мы, ничего особенного. Исчезает небожительство, когда человек начинает сам высказываться. Без медиумов, без прокладок, без ничего.

Васильев
Так же и в журналистике — со всеми поправками?

Малютин
Поправки необходимы, в силу публичности профессии. Но да, в целом так. Рутинная работа — та, которая не связана с достижениями — в принципе всем по силам, и люди действительно не видят большой разницы. Понимаешь, в том случае с немцовской заметкой можно было не додуматься до хода, не раскопать интригу. И если бы издание было несколько менее требовательным, то оно могло бы поставить простой средний текст.

Васильев
Вот один говорит, вот другой говорит.

Малютин
Да. А вот еще профсоюз говорит — в микрофон, а не тайком. Вот все фигуранты высказались, всё доложено, всё как бы на местах, айда в печать. И почувствовать разницу читателю довольно трудно.

Васильев
Нынешнему или тогдашнему?

Малютин
И нынешнему, и тогдашнему, потому что — смотри: читается всё с одинаковой скоростью. Какая-нибудь тупизна читается с такой же скоростью, как Е = mc2. А сколько мозга стоит за этими пятью знаками с двумя пробелами — как бы и не оценить. Человек этого не видит. В слове «фигня» тоже пять знаков; воспринимается с той же скоростью — и куда легче, а значит куда охотнее...

Где та молодая шпана?

Малютин
Сейчас часто можно слышать: «А, им слили». Ну, ты попробуй, тебе сольют или нет? Попробуй-ка. Когда человек говорит: «А, да им просто слили», — его можно поставить на место фразой: «Попробуй, сделай так, чтобы сливали тебе».

Васильев
Получается «Сперва добейся», а это не очень хорошо.

Малютин
Я про разговор между коллегами — теми, кто в одном поле. Или, допустим, говорят: «Вот, они купили доки у ментов». Я никому не посоветую пробовать покупать у ментов, потому что тебя примут и оформят. Просто за взятку, поставят себе «палку» легко доказуемую. Зашел с улицы, попытался дать денег полицейскому за то, чтобы он тебе что-то рассказал, пробил по базе — с большой долей вероятности сел. Всё намного сложнее, многоступенчатее. Многоходовки всяких обменов, обещаний, игра на тщеславии, игра на взаимоотношениях между людьми. У этого полицейского тоже начальник есть. Если ты представляешь, как между ними обстоят дела — можешь сыграть на этом...

Васильев
Ты видишь на этом поле молодых игроков — не отдельных, а в товарных количествах? Я даже не про умение увидеть интригу и просчитать интересы — вообще про писанину.

Малютин
Видел и в МГИМО на журфаке, и в МГУ на журфаке, и к нам приходят... Знаешь, впечатления довольно хорошие. По-моему, у журналистики здорового человека есть какие-то шансы. Молодёжь хочет работать. Многие. Они хотят именно добывать новости, добывать подробности и распутывать подоплёку. Они при этом знают, что платят сейчас плохо, но всё равно хотят. Они, наконец — особенно мне это в МГИМО запомнилось — весьма деидеологизированы.

Васильев
Что это значит сейчас?

Малютин
Они не за красных и не за белых. Мы с ними обсуждали казус [депутата Госдумы Леонида] Слуцкого. И они — совершенно не придерживаясь ни той, ни другой стороны — рассуждали именно в терминах «удалось ли доказать [факты харассмента]? Удалось ли это добыть?»

Васильев
К какому выводу они, кстати, пришли?

Малютин
Что не доказано. Мне кажется, рискую поднять волну, опять... Просто когда по поводу Слуцкого было заседание комиссии Госдумы по этике, там народ после выступления девушки начал колебаться и разделяться. Если бы пленка была предоставлена — я уверен: голоса бы разделились. И еще неизвестно, кто бы взял верх. Но как только оказалось, что пленки нет — всё это и закончилось. Нечего обсуждать. Нет документа, фактурки не хватает, недобрано — значит, «оставляем статус кво», говорят молодые коллеги. Потому что презумпция невиновности.

Васильев
А некоторые издания говорят нам как раз о презумпции виновности. Что если три различные думские журналистки говорят одно и то же — то, значит, это правда и есть. Не подразумевая ни сговора, ни возможного конфликта интересов.

Малютин
Знаешь, давай найдем еще третьего журналиста и сейчас такого друг другу понарасскажем... Есть практика — что является документом, что является доказательством.

Васильев
А куда мы денем общественное мнение? Работу не столько с фактами, сколько с ожиданиями читателей разного уровня. И обслуживание не столько добычи фактов, сколько либо опровержения, либо поддержки той или иной линии в общественном мнении.

Малютин
Я очень надеюсь, что этого станет меньше. Вообще, мне кажется, что и то, о чем говоришь ты, и нынешняя волна фейков, и повсеместные упражнения в кликбейте — всему этому положила начало так называемая журналистика мнений, мода на которую установилась в начале 2010-х.

Васильев
Ну, какие десятые, ты чего. Еще в начале девяностых уважаемые авторы тех же «Московских новостей», откуда я родом, спорили о том, что более отвечает духу времени — журналистика фактов или журналистика мнений. Наверняка было же что-то подобное и раньше.

Малютин
Так ты о дискуссиях. А лет семь-восемь назад — началось по-настоящему: главное — мнение. Главное — то, что я за этих или за тех. Я вот сейчас выскажусь, а факты мы как-нибудь под это приспособим. И это постепенно начало доходить до абсурда. Когда у нас пошли фейки, трудно отличимые от новостей. Но это должно закончиться. Я очень надеюсь, что это будет заканчиваться, потому что признаков журналистики здорового человека я вижу всё больше.

Васильев
Ну, про молодежь понятно. А еще?

Малютин
Например, заседание суда по Улюкаеву или по Кокорину—Мамаеву. Количество фотографов, количество пишущих корров — немыслимое. Они ловят все слова, они тут же стучат прямо в свои админки, на свои ленты. Это нормальная работа, это работа не над фейками и не над формированием мнения. Что Улюкаев сказал, то и сказал. Кто быстрее передал, тот молодец. Этого все больше.

Мне кажется, что будет улучшаться ситуация. Может быть, дно уже и миновало. И в другой сфере — в монетизации, тоже всё начинает если не улучшаться, то, по крайней мере, мы видим упорные поиски разных схем.

От анабиоза — к симбиозу

Васильев
Ну а какие схемы? Либо через нативку, либо через контентную (что уже меньше), либо через пейволл (чего еще меньше)?

Малютин
Это всё есть — контекстная, нативка, пейволлы. Но мне очень нравится схема, которая может называться примерно так, как это называли когда-то создатели порносайтов: нагон юзера на платник. У тебя есть огромная аудитория, которая смотрит твой бесплатный сайт, и ты нагоняешь их туда, где разом снимают с них деньги.

Васильев
У порносайтов, рискну предположить — при очевидном обилии кликов — с глубиной просмотров не очень.

Малютин
Можно даже про них не говорить, потому что сейчас эта схема реализуется иначе. Ты создаешь аудиторию и отправляешь её в то место, которое приносит деньги. Это вполне может быть твой собственный проект — и тогда снимаются вопросы «джинсы»: тебе никто слова не скажет за то, что ты без зазрения совести пиаришь свой собственный проект. И примеров этому мы видим всё больше. Самый первый гениальный проект — это было ещё встарь, в советское время — «Известия», хоккейный турнир.

Васильев
На призы газеты «Известия», ага.

Малютин
Это придумали не «Известия», это придумала советская федерация хоккея, которой хотелось провести эксперимент, потренироваться перед чемпионатом мира. И они попросили влиятельную газету о поддержке, чтобы организовать турнир. Его организовали, потом это долго существовало. Представь: у тебя газета, и у нее такое предприятие — хоккейный турнир, и ты можешь на нём зарабатывать. Тем более, что турнир уровня, сравнимого с чемпионатом мира.

Васильев
Перенес сюда. Сделал поправку на то, сколько зрелищ и чёрта в ступе, помимо хоккея, есть сейчас. И сколько их было — точнее, не было тогда. Не, не выходит.

Малютин
Так я только отталкиваюсь оттуда. А вот тебе пример как это было реализовано во вполне рыночное время. «Авторадио» и «Дискотека 80-х» — разные вещи, но «Дискотека» принадлежит «Авторадио», оно ее раскручивает во всех городах вещания. Это всё в начале 2000-х придумал Александр Варин, к сожалению, ныне покойный. И это до сих пор приносит деньги. Я не знаю цифр, но поскольку это продолжается, поскольку это пришло ещё и в Питер — наверное, всё нормально.

Мы говорим о монетизации и о том, что огромная аудитория «Авторадио» нагоняется в дискотеку, оставляет там приличные деньги. Если бы проект «Дискотека 80-х» существовал отдельно, он бы устал платить за рекламу на «Авторадио», это были бы чудовищные затраты. А так — полнейший симбиоз.

Васильев
Как это применить на собственно СМИ?

Малютин
Сейчас примеров очень много. Антон Долин, журнал «Искусство кино» — получил издание после покойного Даниила Дондурея, удерживает марку и пытается добавить к ней финансы. Организовал показ ретрофильмов — «Сталкера» и прочего, будет, я слышал ещё, книгу Бергмана издавать, думает фестиваль организовать. Всё то же самое — симбиоз мероприятий под крышей «Искусства кино».

Или использование соцсетей и мессенджеров. В Telegram’е преподаватель иностранного языка организует канал, в котором шутками и прибаутками — приводя всякие примеры — подспудно нагоняет людей себе на платные курсы. Это делает один человек вообще. «ВКонтакте» есть паблик, он называется ÖMANKÖ. Они занимаются модой, ходят на показы, берут тизеры коллекций. Первыми. Кто мешает глянцевым журналам делать то же самое? Но паблик их опережает, у них набежало 200000+ народу. И вот у них уже есть воркшопы с Nike, партнерство с другими гигантами, собственная марка одежды, что-то ещё... Отличный же медиапроект! Небольшая команда делает, около десяти человек.

Васильев
А традиционным-то, традиционным куда податься? Сам говоришь: не успевают у «ВКонтактика» новую коллекцию перехватить.

Малютин
От компетенций оттолкнись, как принято сегодня говорить. Любое СМИ с именем способно редактировать, писать, переводить. Есть неохваченные ниши, есть учебные курсы или корпоративные отчётности. И то, и другое, между прочим — периодика. С понятной аудиторией, с понятным представлением о том, что она знает. Допустим, берёшь учителя химии, делаешь с ним учебный курс. Он следит за тем, чтобы всё было нормально по преподаванию химии — а ты делаешь это на русском языке. Редактируешь, предлагаешь свои фишки.

У меня была такая история, когда я сидел на фрилансе (если говорить более правильно, без работы) и сотрудничал с журналом «Нефтехимия РФ». Я предложил им рубрику под условным названием «Последняя полоса» — «где про ваши полимеры будет что-то такое человеческое». Сделал материал про капроновые струны для гитары. Поговорил с блюзменом Вороновым, лидером группы CrossroadZ. Поговорил с Игорем Мальцевым — который не только спецкор того ещё «Коммерсанта» и много-много чего знаток, но и гитарист. Получилась полоска с естественным названием «Теория струн», все были довольны. Я уже думал — о, отлично.

Васильев
Золотая жила.

Малютин
Не золотая, но — да, нормальная. Там всем понравилось, когда не просто про унылое производство полистирола. И вот я думаю: всё, сейчас буду искать выходы на Елену Исинбаеву, пускай рассказывает про шест — он же из полимера сделан, не из дерева. Пускай сравнивает, рассказывает, какой он там — упругий, не упругий... Дальше уже мысль несется — Лео Бокерия: из чего сердечные протезы и прочее делают... Увы, я нашёл работу, и на этом плодотворное сотрудничество прекратилось.

Но, если говорить о том, как монетизироваться... Почему бы хорошим корпоративным изданиям не предлагать такие вещи? Давайте мы для вас сделаем, у вас-то нет выхода на Исинбаеву, а у нас-то есть. В большой газете есть отдел спорта, у которого есть мобила Исинбаевой и специалист, способный с ней на одном языке поговорить. И так далее. И мы, журналисты, вам сделаем весёлую последнюю полосу, например. Это нам позволит отбить зарплату одного сотрудника — не бог весть, но что-то. Сделаешь несколько десятков разных таких мини-проектов — и ты весь отбился.

Васильев
Не опоздали? Егор Мостовщиков и его коллеги предлагают корпоративные издания «под ключ» целиком. И говорят, что это будущее.

Малютин
Ну, они скорее говорят как раз о совокупности заметок собственно про полистирол. Это другая история — и для авторов, и для заказчиков. А там, где нужны именно журналюги, которые могли бы расслабиться, предложить: дорогой наш журнал про полимеры, а давайте мы у Исинбаевой интервью возьмём, вы же сами его в жизни не возьмёте, а мы возьмем, будет интересно...

Разных возможностей очень много. Вот издания делают клубы, Forbes и TheBell: приглашают VIP-ов, ты платишь — тоже схема. «Такие дела» кормятся в симбиозе с благотворительным фондом. Есть попытки СМИ прямо со своих сайтов торговать вином, еще много чем — где-то удачно, где-то нет. Здесь опасность другая: собирать аудиторию научились не только СМИ. Аудиторию собирает «Яндекс», аудиторию собирает Facebook, они все это делают. Кто бы мог подумать, что «Яндекс» будет еще и таксомоторной компанией? А у них возможности вообще огромные, потому что гигантская аудитория. Здесь надо думать, как находить свое.

Снимите белые и черные пальто

Васильев
Что такое деловая журналистика — времен твоей работы в Forbes, времен SmartMoney и нынче, когда ты можешь наблюдать на эту отрасль письма со стороны? В чем была цель бизнес-журналистики в «нулевых»?

Малютин
Близко к тексту формулируя то, что говорил [основатель и главный редактор русского Forbes Пол] Хлебников где-то в 2003 или 2004 году: показывать пример — прежде всего молодёжи, тем, кто пытается что-то предпринимать. Ты рисуешь историю, как правило, успеха. История успеха — это более ценная вещь, чем история провала, когда она написана честно. Если история успеха написана пиарщиками, это не считается, это нечестно. А честная — очень хорошо настраивает. Человек должен понимать, чем он займется и какого уровня у него должны быть идеи, чтобы всё получилось.

Васильев
Не думаешь, что этот подход — типичная «ошибка выжившего»? Что погибшие бизнесы дают куда больше информации к размышлению — особенно на начальном этапе становления бизнеса в целом, в масштабе страны?

Малютин
Если докапываться именно что до истины в историях успеха, то все нормально. Вот тебе пример. Однажды в журнале SmartMoney мы посмотрели отчетность: у «Райффайзен-банка» очень сильно выросли автокредиты — 70% за полгода или около того. «Ух ты, давайте напишем заметку». Ок.

Приходим в «Райффайзен», к специалисту по кредитам. Он говорит: «Да, у нас тут команда единомышленников, мы тут все позаканчивали MBA, у нас очень чётко продуманная стратегия развития в регионах...».

Васильев
Кипиай! Извини за выражение.

Малютин
А как же! «У нас KPI, у нас то-сё, выверенная линейка продуктов, бонусы для хороших клиентов. Всё это вместе дало результат», — говорит специалист банка. Короче, что-то не то.

И вот ребята ищут, ищут — и находят. Договор «Райффайзена» с автодилером «Рольф». Крупнейшим, тысячи машин. Ставится у него в салоне будка «Райффайзена» — и никаких других будок в салоне нет. Вот тебе и грандиозный рост автокредитов. Рождается нормальная заметка («Удержать плацдарм», Smartmoney, № 4, 2006) с таким же вывертом и ответом, как в случае с Немцовым.

Сейчас я таких заметок почти не вижу, к большому сожалению. Вижу много попыток расколоть, разоблачить воровство какое-то. Либо это действительно так и есть, либо это просто ответ на запрос аудитории, которая не хочет знать чистых методов успеха...

Васильев
И мы невзначай вернулись к обслуживанию общественных ожиданий — но уже специализированной журналистикой.

Малютин
И это очень тревожно. Очень лёгкий путь — сказать, что все воры. Значит, либо я буду сидеть такой в белом пальто и говорить, что все воры, поэтому я такой бедный. Либо я надену чёрное пальто и тоже пойду воровать. А надеть нормальное клетчатое пальто и пойти работать — это не стимулирует.

Васильев
То есть, грубо говоря, все истории успеха за отчетный период ушли в PR?

Малютин
В общем, да. И нарыть эту штуку про «Райффайзен-банк» и «Рольф» сейчас было бы гораздо труднее — потому что все зашились, закодировались и стараются не светиться. И еще, как мне кажется, есть лень. Лень думать по поводу реальных историй успеха, а их много. Лень соображать, как их лучше подавать читателю. Легче списать на то, что — всё украл, с банкира откат взял, ментов подкупил, наверху договорился...

Васильев
А что, нет такого?

Малютин
Важно, что есть не такое. Ну, кого тот же Варин подкупил? Он просто придумал клевую идею с «Дискотеками 80-х», да ещё и смог её реализовать.

Продажа поэтов с помощью «Лебедей»

Малютин
У меня есть ещё одна любимая история, если возвращаться к монетизации СМИ. В советской Латвии был русскоязычный литературный журнал «Даугава» — 30 тысяч тираж, на то время ни о чём. В 1980-х возглавил его Владимир Михайлов, фантаст средней руки. Кем он стал торговать? Не собой, нет. Михайлов был знаком с Аркадием Стругацким. Приехал к Аркадию Натановичу и сказал: «Я берусь опубликовать „Гадких лебедей“» — к тому времени лет двадцать как запрещенных, с момента написания. Стругацкий согласен — причем под любым названием, лишь бы в печать ушло.

Михайлов сделал две вещи, которые должен делать медийный менеджер: понял, какой контент ему нужен — и как его следует продвигать. Для продвижения он пришел к главреду всесоюзного издания «Изобретатель и рационализатор», у которого читателей — миллион с хвостом. И говорит: я даю тебе несколько глав за тизер — «полностью будет опубликовано в журнале „Даугава“». Тот согласен, это же хит — «Гадкие лебеди», пусть даже под названием «Прекрасный утенок». Главы публикуются, подписка у «Даугавы» взлетает раз в десять, журнал становится известен на всю страну, все его ждут. Сам ходил в библиотеку, чтобы почитать журнал «Даугава».

Дальше Михайлов делает ещё один правильный ход. Он не заканчивает повесть в этом году, а оставляет «хвост» на следующий год. Народ подписывается. После чего его вызывают в компартию Латвии и говорят: «Нет, что-то вы не то делаете, нам нужны стихи молодых латышских поэтов на русском языке». Михайлова в итоге выгоняют, и «Даугава», конечно, сразу идёт вниз. Это ещё один урок, как люди не понимают: на самом деле, чтобы продвинуть стихи молодых латышских поэтов, надо их «подвесить» к Стругацким. Ты купишь журнал, возьмёшь с собой в поезд, «Лебедей» прочитаешь — кстати, в «Даугаве» они шли под третьим названием, «Время дождя». Прочитал Стругацких? Почитаешь и поэтов. Другого способа нет. Может быть, у них хорошие стихи, но другого способа, чтобы в СМИ прочитали молодого поэта, нет.

Васильев
Ты упустил один момент: как Михайлов умудрился протащить «Гадких лебедей» под любым названием через цензуру.

Малютин
Не знаю. Просто это уже не совсем медийная технология. Перестройка же уже, c цензурой полегче. Для меня было главное, что он точно знал спрос на то, что «взлетит»; точно знал, как он это распространит; как использовать журнал «ИР»; как зайти с подпиской на следующий год. И как он сделал основной, стержневой сервис, который помог ему раскрутить свое медиа — произведение Стругацких. Наступив себе как автору — и плодовитому автору — на все, что возможно. И ко всему этому возможно было «пристегнуть» латышских поэтов. Это очень показательно, потому что нечто подобное можно делать всегда. Просто «Стругацкие» и «поэты» будут уже другими.

Хождения в «Известия»

Васильев
В «Известия» ты приходил главредом дважды. Почему ты нашел себя в издании Арама Габрелянова — и почему оба раза вы разошлись?

Малютин
Прежде всего, «Известия» — вне зависимости от издателя — это предложение, от которого невозможно отказаться. Не будем кривляться, речь идет о венце карьеры газетчика. Двадцать лет ты занимаешься пишущей журналистикой, ты начинаешь карьерно расти — и вот дорастаешь. До одной из девяти больших московских газет. Вот есть семь газет, в которых дал статьи Путин — в 2012-м, статьи, ставшие «майскими указами». Плюс «Новая газета» и МК, куда он статьи не дал, но они тоже большие.

И ты понимаешь, что в газетной журналистике выше поста, чем главный редактор одной из этих девяти газет, нет. Плюс уникальный момент: я успеваю месяцок поработать на Пушкинской. В кабинете на 90 кв м — с видом на Пушкина. В кабинете Кольцова, Голембиовского... много кого. Посмотреть на этот коридор, где летает призрак Суслова, где цензоры-дементоры летают. Дело не в том, чтобы насладиться роскошью, метрами этими квадратными. А дело в том, чтобы посмотреть, как всё это было. Я успел это увидеть, причем последним.

Кроме того — конечно, амбициозный кейс. Ретроградную газету вытащить, сделать современной, вернуть её — её же просто не стало на рынке. Это трудно формализовать в цифрах, но есть издания, которые есть, а есть издания, которых нет.

Васильев
Издания Шрёдингера.

Малютин
Ну, хоть так. Есть издания, о которых говорят, а есть те, о которых не говорят. «Известий» не стало на рынке по простой причине. Когда я пришёл на летучку — первая летучка, на которой я просто посидел в стороне, послушал, — там человек заявляет: «Вот „Газета.ру“ написала новость, мы можем добавить к ней комментарий».

Васильев
Напомним, что в «Газете.ру» ты тоже работал.

Малютин
Да, но дело не в этом. «В издании таком-то» — ну любом же — «вышла новость, мы можем добавить к ней комментарий». Если мы сегодня доберём комментарий — мало того, что это не сенсационная подробность, но даже он выйдет завтра. То есть через двое суток после «Газеты.ру» или кого там. Это надо было немедленно лечить.

Даже при том, что многое не успел — мне пришлось увольняться через год, — я Араму Ашотовичу всегда буду благодарен за исторический шанс. Понимаешь, это уникальная вещь — застать постсоветскую газету, осуществить переезд, пережить этот совершенно кошмарный по напряженности труд. Я не знаю, молодёжи это трудно объяснить... Но представь — ты делаешь газету в четырех макетах. Четыре макета! Один новый и три старых региональных, которые отличаются по часовым поясам. И во всех есть изменения, потому что разное время. Где-то что-то успели нарыть и написать, где-то не успели — идёт в другой часовой пояс. И ты начинаешь их подписывать, с 16 часов и где-то до 22-23. Четыре разных макета.

Васильев
То есть ты практически делаешь «Орбиту» на разные регионы, если по-телевизионному.

Малютин
Да. У тебя нет ни одной минуты свободной вообще. Знаю, многие обижались и думали, что это спесь. Они звонят поболтать, а я говорю: «Не могу», потому что действительно не мог оторваться. Десять, пять минут — правда, не мог. Такое не забывается. Опять же, есть ряд ништяков, который связан с главредством в большой газете. Например, я побывал на параде 9 Мая. Так бы я никогда не побывал. Грандиозное дело. Я там походил около любимой машины МАЗ-543, которую когда-то изучал — она возит ракету. На приеме стоял в одном метре от Эммы Шапплин, которая пела Spente Le Stelle Spente Le Stelle вживую — как это можно без главредства «Известий»? Как мне казалось, я справляюсь с должностью. Но понятно, что справиться с ней могу не только я. Есть десятки людей, которые могут справиться. C любой большой должностью так: могут многие, везёт одному. В данном случае мне повезло. Так что спасибо Араму Ашотовичу, хотя разногласия были, безусловно.

Васильев
Прежде всего, потому что ты хотел осовременить «Известия», а Габрелянов — «поженить» великую газету и Life насовсем?

Малютин
Когда он захотел конкретно именно этого, да. Я абсолютно не знаю, кто на самом деле прав, потому что все правы со своей колокольни. Мне эта мудрость пришла не сразу, на самом деле. Есть холдинг — пять или шесть изданий. Я сижу на одном из них. И я, конечно, ничего больше не хочу, никаких объединенных фишек. Местничество: это мой караван. А он — начальник холдинга, и ему из разных соображений кажется, что можно «поженить», достичь синергии и экономии. Он смотрит с колокольни холдинга — это другая колокольня. Поэтому мы не можем сойтись, не можем договориться.

В начале я приводил доводы: смотрите, Life и «Известия» — это издания про разное. Издания разной оперативности, разной периодичности, разной степени свободы обращения с фактурой. Разное многое что. Да, пересечения есть, и Life нам помогал. Один раз очень сильно помог. Был суд по [Сергею] Удальцову, когда он залезал в фонтан на Пушкинской. Была женщина-судья, которая его довольно свирепо за это приговорила. И Life удалось взять у нее интервью. Ты как опытный репортёр — скажи: часто получалось взять интервью с комментарием приговора, вынесенного сегодня, у судьи?

Васильев
День в день — у меня не было. Через несколько дней — случается, особенно на Северном Кавказе. Первым был ныне покойный Багужа Унжолов, Верховный суд Республики Дагестан — в 2001-м очень подробно и под запись расписал мне свой приговор по взрыву дома в Буйнакске полутора годами раньше. То есть, с одной стороны — не сразу, с другой — дела в тех местах обычно порезонанснее, чем Удальцов в фонтане.

Малютин
Ну вот. Это сделали люди из Life, а по формату вышло в «Известиях», потому что газета такая, общественно-политическая. И в ней это интервью можно продать лучше... И мне казалось, что [пересечение] может быть иногда — но вряд ли оно может быть постоянным, потому что не всегда это надо. Однако тут была реальная good job, ребятам самим понравилось, схватились за задачу. Они просто раньше не ставили такую задачу, чтобы разговорить судью...

Публика, кстати, не оценила. Публика на нас напала. Был огромный гвалт, что мы уроды. Нервная публика решила, что мы поддерживаем приговор Удальцову. И то, что говорит судья — это говорим и мы.

Васильев
Кстати, что говорили вы?

Малютин
Мы вообще без мнений. Наша профессия — взять интервью. Мы его добыли, с помощью сестринского издания. Такая была история... Это к тому, что такое «Известия», где были согласия и в чем состояли разногласия. В итоге на них и разошлись.

Васильев
А второе твое пришествие в «Известия» — почему оно состоялось и почему оно не состоялось? На несколько месяцев, почти ничто.

Малютин
Как бы незакрытый гештальт — все-таки один год в таком громоздком проекте это совсем мало. Cомнения, когда остыла голова: не погорячились ли, так резко разбежавшись? Ну, и в тот момент у меня снова не было работы, а коллеги дошли до очередной смены концепции. Она предполагала большую аналитичность и колумнистичность.

Васильев
То есть, знаменитый известинский отдел колонок Бориса Межуева.

Малютин
Чуть позже, да. Именно на эту модель коллеги и вышли. Когда я туда вновь пришёл — понял, что идёт-то всё равно всё не так, как мне кажется правильным. Арам Ашотович просто гнёт и гнёт ту линию, которую он избрал тогда. И — независимо от того, верна она или не верна — она мне не нравится. Не могу я в неё, и всё тут. Может быть, она была верна, потому что у нас разные критерии. Он — бизнесмен и он — глава большого холдинга. А я не могу (и это неестественно) становиться в его положение.

Васильев
«Известия» как резервация журналистики мнений — тоже начало десятых... Протесты, реакция на протесты — не это ли, собственно говоря, нас привело к тому, что журналистика мнений проникла в журналистику фактов? Вне зависимости от направленности издания. И теперь волей-неволей при прочтении заметки все чаще приходится сепарировать одно от другого...

Малютин
Ты знаешь, не в протестах дело. И не в реакции. Этот тренд — мировой. Эти op-ed’ы, их стало очень много. Стали появляться СМИ типа Buzzfeed с его нативной рекламой, Huffington Post с его авторскими блогами. Тут ещё и циничная экономика. Мнения куда дешевле репортажа. Ты берёшь и, сидя на московском диване, рассказываешь всем про Якутию. Тебе не надо ехать туда, тебе не надо общаться с людьми.

Васильев
Вот сейчас ты мне больно сделал. Я-то в Якутии раз пять за два года был.

Малютин
А то я не знаю. Как раз по твоим заметкам видно, что ты там был. При всём своём материализме и атеизме я иногда наблюдаю нечто мистическое. Ты каким-то пятнадцатым чувством понимаешь — автор был на месте или нет. Когда пишет про ту же Якутию кто-то, кто там не был — это видно, даже если он текст переписал у того, кто был. Ты чувствуешь — не был.

Так же точно хорошо видно — мистически же, — какое СМИ работает, где нерв есть, где пашут. Поэтому тут не обмануть. Надо ездить, надо бывать, надо говорить, потому что кто не ездит — он ничего сказать не может. Сейчас по многим Telegram-каналам это видно.

Почему не нужна миссия

Васильев
Ты разбираешься в «телеге»?

Малютин
Для того, чтобы понимать, как оно устроено, я сам веду несколько каналов. Я теперь более или менее понимаю, как там устроена реклама, как там раскручиваются, кто главные игроки. Так вот, там есть качественные проекты, но и довольно много ерунды. Люди начинают что-то рассказывать про башни Кремля, не зная просто ни бельмеса вообще, ни разу не видев живого сотрудника АП. Это сквозит, это очень хорошо видно. Объяснить невозможно, просто чувствуешь, как в случае с Якутией, что — ну не видели.

Васильев
Что тебе это даёт? Кроме понимания процесса и, грубо говоря, общих знаний. И, разумеется, твоей дотошности и желания во всём разобраться.

Малютин
Важно форму не терять. Несмотря на то, что я переживаю третий этап: прошёл этап авторства, прошёл этап редактирования и уже лет 6-7 осмысляю медиаменеджерство. Когда ты думаешь о месте своего издания на рынке, как и что именно происходит на этом рынке — и какие движения приведут к чему. То есть ты занимаешься теми же вещами, которые делал этот самый Михайлов из «Даугавы». И во всём этом, кстати, нет ни слова про команду единомышленников, про великолепных авторов, про жёсткую дисциплину, про отсутствие бухания на рабочих местах.

Васильев
Про МИССИЮ!

Малютин
Про миссию, про поведение на корпоративах. Ничего про это нет. При том, что все эти факторы важны и в принципе при доведении до абсурда могут навредить изданию. Допустим, беспробудное пьянство срывает номера, и это скажется на тираже. Но даже если у тебя будет команда единомышленников, отличная дисциплина, летучки три раза в день, примерное поведение на корпоративах и отсутствие пьянства — продвижения само по себе это не даст. Продвижение дают именно...

Васильев
...Стругацкие, тизер в «ИР» и перенос подписки на новый год.

Малютин
Да, это действия медиаменеджерские. Или как в случае с этим ребятами из «ВКонтакте» — которые раньше всех «Вогов» и «Космополитанов» получают коллекции шмоток, вот их и читают. Я думаю сейчас в эту сторону, да. О симбиозе и об этих ходах, которые раскручивают тебя. О том, что есть отличные ниши для изданий, построенных на журналистике данных или для гиперлокальных СМИ. В первом случае мы получаем картину дня, основанную на реальных документах и независимую от пиарщиков. Во втором — подключаем к новостям людей, которым интересна не политика, а скидки в ближайшем супермаркете. Впрочем, это пока фантазии, давай вернёмся на землю.

Дружите с программистами и юзерами

Васильев
Как сейчас — в информационном агентстве — ты решаешь проблему сочетания быстроты и фактчекинга? Чтобы и отписаться первым, и на фейк не попасться.

Малютин
Это еще одна мистическая вещь под названием «чуйка». У новостника должно быть две вещи — стойка и чуйка. Стойку ты делаешь, когда видишь новость — сразу всё бросаем и делаем. А чуйка это как раз и есть понимание — важно или не важно, нужно или не нужно. Формально это не описать, но это приходит. Ошибки есть. Их мало у нас, их мало у других агентств.

Васильев
Сплошь и рядом, на самом деле. То перепечатают какую-то старую информацию под новую, то и вовсе тиснут как правду «Панораму» или еще кого-то из приколистов.

Малютин
Я не могу говорить о коллегах, тем более сравнивать. Но мне кажется, что прямых фейков в агентствах немного. Много никчёмных материалов вообще в СМИ — это да. И это, на самом деле — все тот же разговор о монетизации. Есть несколько вещей, которые надо было бы сделать. Прежде всего, отказаться от никчёмных материалов по жизни. Ты просто думаешь — зачем мы про это пишем, ведь никто не читает? Мне кажется, первое, что недооценено — что можно на самом деле убрать очень многое.

Васильев
А обновление? «Морду»-то сайта обновлять надо.

Малютин
Обновление ради обновления... Пускай висит заметка, почему бы ей не повисеть.

Второй резерв — это недооценка роли программирования. До сих пор не вижу издания, где программисты слились бы с журналистами. Современный журналист должен если не знать сам языки программирования, то хотя бы представлять, что можно сделать с помощью программирования. Дать программерам задание, чтобы они это сделали.

Было интересное присуждение Пулитцеровской премии лет пять назад флоридской газете Sun Sentinel. Там прикинули что если взять big data про то, как едут между разными светофорами полицейские машины, то можно вычислить их скорость и понять, что она превышена. Что их полицейские сами превышают скорость. Для американцев это сенсация: там полицейским этого нельзя. Для нас — может быть, смешно выглядит...

Васильев
Как-то да, не Пулитцер.

Малютин
Главное, что кто-то понял: небольшая работа программиста может породить сюжет. Вот этого не хватает.

И третье — у нас почему-то тоже ещё один резерв похерили. UGC, user generated content.

Васильев
Потому что перекормили. Потому что нам всем эффективные медиаменеджеры говорили: «Мы обновим сайт, мы сделаем интерфейсы, и юзеры — гражданская журналистика — нам всё сделают. А вы идите лесом, товарищи писаки». Ну, сделали?

Малютин
Вот именно, понимаешь. В своём любимом проекте, который я делал сольно — в ЖЖшке по закупкам, у меня был блог Zakupki-news, — эта технология была чётко отработана. Как работать с UGC, чтобы он приносил пользу. Тебе юзеры всегда готовы помочь, но они не будут делать работу за тебя. Не пытайся их тупо эксплуатировать, они не дураки.

Вот мы что делали, например. Пришла мысль — давайте посчитаем закупки госорганами автомобилей за месяц. Смотрели по сайту госзакупок — на тот момент всё было очень плохо автоматизировано, адова работа. Мы разделили: я сделал процентов 30–40 всей работы сам. А ещё человек шесть комментаторов сделали 60–70. Каждый по 10%.

Мы получили огромный отчёт, кто, сколько и чего закупает. Оказалось, кстати, что шикуют не так много. Mercedes’ы — единичные случаи. На самом деле закупалось много «Жигулей». Интересный же итог? Я не обманул своих помощников — они видели, что я пашу и сделал больше любого из них. Но я сделал 30%. Сделав сам 100%, я бы подох. Юзеры существенно помогли. И на этом все работает.

Затем — там же, в ЖЖ — я придумал ещё одну вещь с UGC. А давайте, сказал, мы сами сходим на тендер. Вот все говорят — продано, куплено, взятки. Хорошо, давайте мы сорганизуемся и сами пойдём. Там был тендер на право оцифровки какой-то библиотеки. При этом была вводная: мы взяток не даем, за счет этого снизим цену.

Васильев
Кто пришел к тебе?

Малютин
Набралась команда из профи, которые участвовали в закупках своих компаний. Составили заявку. Я встал в стороне, поскольку мы соблюдали принцип белого пальто: я — журналист, не участвую сам, но за ними смотрю. Я наблюдал все их переговоры в Skype, это удивительная вещь, когда люди из реального мира — без всяких пиарщиков, без никого — реально обсуждают, как мы поступим, чтобы победить на этом конкурсе. Я это всё видел — и получил огромный пласт того, чего никогда не услышишь в интервью под микрофон. Сходили мы на тендер в итоге и проиграли. По-честному проиграли компании, которая давно на этом рынке, у которой крутые сканеры и опытные люди.

Васильев
Вас перебили ценой?

Малютин
Перебили ценой, по-честному всё. Конкуренция — пять или шесть компаний, в том числе наша шарашка.

Васильев
Так у тебя не UGC получается. Ты, извини, редакцию под проект создал. Только у тебя корреспондентами поработали конкретные спецы. Выполняли редакционное задание.

Малютин
Да, но контент в результате был создан реальными игроками на рынке тендеров!

Кстати говоря, вот что, по-моему, подохло — не вижу, что кто-то производит эксперименты по внедрению. Устроиться, к примеру, в «Роснефть» уборщицей — и потом написать.

Васильев
Не слишком далеко? Еще Виталий Никитич Игнатенко — задолго до ТАСС, корреспондентом «Комсомольской правды» — работал официантом где-то в Ленинграде. «Журналист меняет профессию» рубрика называлась. В 2000-х, кстати, была замечательная заметка Оксаны Прилепиной про работу в «Макдональдсе» — в «Большом городе» у Сергея Мостовщикова. Сейчас это нужно, думаешь?

Малютин
Почему нет? Мы же ничего не знаем. Надо только смотреть, чтобы вещь была оригинальной. Или даже такой же, но на новом этапе. Мы взяли и сходили на тендер во времена ЖЖ. Сходите сейчас на тендер кто-нибудь, попробуйте.

Его голубейшая мечта

Васильев
То есть мы всё-таки — подытоживая — всё равно вернёмся к старым формам журналистики?

Малютин
Понимаешь, голубейшая моя мечта состоит в том, чтобы журналистика здорового человека возобладала обратно. Вот эти симбиозы — они должны этому помочь. Если твой гендиректор занимается продажей не в медиа, ему меньше резона вмешиваться в заметки. Возьмём, допустим, спортивного журналиста. Его задача — перед важным матчем взять интервью у тренера сборной. Он должен думать только об этом. Не должен думать о контрактах с Аdidas, о чём-то ещё. Он должен знать, что если он возьмёт интервью с тренером сборной перед важнейшим матчем, то он получит мегацитируемость, он получит премию и глорию мунди. А бизнес пусть делает директор.

Решается две задачи. Торжествует журналистика здорового человека: корреспондент и редактор занимаются правильными вещами. Потому что взятие интервью у тренера перед важнейшим матчем — это правильная вещь. Это понятно. А директор — еще до того, как на интервью набежали читатели — обеспечивает площадку для продажи тех же адидасов. Он не лезет в написание заметки, привлекающей кучу потенциальных покупателей. Журналист, в свою очередь, не лезет в дела директора. Вот и всё.

Васильев
Жаль только, жить в эту пору прекрасную...

Малютин
Придётся, придётся. Никуда не денемся.

Васильев
У кого будешь брать интервью?

Малютин
У джедая нашей спортивной журналистики Станислава Гридасова. Спрошу, каково это — брать интервью у тренеров сборной.

Ваш браузер устарел
На сайте Sostav.ru используются технологии, которые не доступны в вашем браузере, в связи с чем страница может отображаться некорректно.
Чтобы страница отображалась корректно, обновите ваш браузер.