Наша Маша

Февраль

– Давай хотя бы местами поменяемся, – сказала Маша. – А то в этом кресле я как пациент…

Мы сидим в «Республике», в кофейне на втором этаже. А на первом продается моя книжка, обложку для которой художница Мария Румянцева рисовала под чутким руководством дизайнера Ильи Брябрина. Он должен вот-вот прибыть и поддержать разговор в качестве группы поддержки: для Маши это первое интервью. Она волнуется и пьет минералку из красивого стройного стакана. Ее смущает мой диктофон. Она стесняется любопытных взглядов и модного розового кресла, с которого перепархивает на банкетку.

– Все равно мне не избежать упреков, что я «опять пиарю своих», поэтому готовься, Маша, что и тебе за компанию достанется на орехи... Я бы мог, конечно, попросить коллегу Богатко, чтоб она посвятила тебе выпуск своей колонки New (art) Generation, но зачем все эти китайские танцы, если я и сам веду колонку и могу пообщаться со «своей» художницей?

– А, кстати, Логвин отправил ей мои картинки. Меня поставили в очередь.

– Считай, твоя очередь подошла. Скажи как художник художнику: почему на картинке шнур микрофона ушел куда-то за кулисы, в космос, а не присоединен к магнитофону?

– Рисунок много раз переделывали. Илюха требовал новых вариантов: «А давай попробуем вот так...» Я уже начинала плакать в телефонную трубку. Так он, чтобы успокоить меня, присылал по мейлу собачек.

– Каких еще собачек?!

– Смешных... Микрофон – не самое главное. Самое смешное – это на задней обложке мы нанесли удар ниже пояса глобализму: у нас там молния нарисована, которая бьет в штрих-код. 

– Детский сад... Теперь-то я понимаю, почему Илья так настаивал на этой странной молнии… Обложка для «Креативной кухни» –  твой первый книжный опыт?

– Нет. До этого для «АСТ» сделала несколько обложек. Для бульварной литературы. Какие-то женские романы, «журнал Cosmo рекомендует». Только быстро перестала – неинтересно.

– Говорят, ты работаешь художником в журнале «Хулиган». С каким же образованием берут в издание с таким названием?

– Вообще я училась на музеолога в РГГУ.

– Музи… кто?

– Специалист по музеям. А специализация у меня была реставрация станковой и темперной живописи. Я работала в запасниках Исторического музея, а потом – в  Институте реставрации. Еще я занималась в Текстильном институте костюмом. Я это все люблю.

– Как бы ты определила свой стиль?

– Я график. Работаю линией и пятном, использую минимум цветов. С цветами у меня сложные отношения, получается каша живописная. Один преподаватель сказал: «Представляю, что у тебя в голове…» Ну, типа у меня полная каша в голове... Чем рисунок чище, тем мне комфортнее. Потрясение и радость можно вызвать простыми средствами, условно говоря, тремя геометрическими фигурами.

– Ты работала для рекламы?

– Да, по заказу BBDO делала постер для «Сникерса». Из рваных фантиков. Это было принято и запущено. Они привезли рулон фантиков, и я его рвала, фотографировала, сканировала, клеила.

– Ну и как, нравится заниматься «искусством на службе у бизнеса»?

– В рекламе мне интереснее, чем просто быть иллюстратором. Мне нравится работать в команде с арт-директором или с дизайнером. Еще рекламные развороты мне дают иногда делать. Ювелирку, например.

– Кстати, тебе свойственна рекламозависимость? Ролики и перетяжки влияют на решение о покупке?

– Все, что я беру в руки, должно быть либо нужным мне и интересным, либо комфортным для глаз и ладоней. Я дико привередливая! Я даже не ем то, что мне кажется некрасивым. Допустим, какие-нибудь вишенки, вроде бы без консервантов, натуральный продукт, но они в такой убогой упаковке, что я сразу говорю: «Я это есть не буду».

– Иногда от актеров приходится слышать, что они не ходят на спектакли своих коллег и вообще в театрах не бывают, а ты следишь за работой других дизайнеров?

– Конечно. За всеми, кто у нас светится – Чайка, Логвин... За японцами слежу. Скандинавы мне нравятся, исландцы, ирландцы – сидят себе тихонечко, примерзшие, и делают совершенно сумасшедшие работы. Но больше всего мне нравятся старые работы. Раньше любила то, что резал из бумаги старенький Матисс. Сейчас подсела на Средневековье.

– Ты озабочена своей карьерой, раскруткой, промоушеном?

– Да как тебе сказать… Иллюстраторский рынок переполнен колоссально! Вот сейчас сделали новый сайт, который представляет иллюстраторов. Так они там за месяц набрали двести человек, при том их еще фильтровали! Я нацелена на командную работу. Карьера? Если честно, я ужасно хочу уехать в Германию, в Берлин. Я сейчас как на съемной квартире живу, такое вот ощущение. Как можно развиваться у нас в Москве, если каждый день видишь вокруг не по-человечески сделанное? Дерьма полно везде, но там средний уровень дизайна серьезнее, лучше.

– Ты эмоционально реагируешь на чужие работы?

– То, что вызывает у меня абсолютные восторги, чаще всего сделано дико взрослыми людьми, японскими старичками, к примеру. Ну какая к ним может быть ревность? Катарсис! Икона!

– А, скажем, известному московскому дизайнеру Протею Темену не завидуешь?

–  Я считываю его пластику. Там все крепко, все хорошо, интересно, иногда смешно. Но так, чтобы – «вау!»… Нет, от его работ у меня не происходит переход из жидкого состояния в газообразное!.. Меня редко кто торкает из ровесников или современников. Ты же ведь совсем про сильные чувства спрашиваешь, да?

– Почему твои коллеги так не любят самого востребованного иллюстратора России Андрея Бондаренко?

– Не знаю…

– А как ты сама к нему относишься?

– А я не понимаю, как к нему относиться!.. У тебя в книжке по поводу Бондаренко резко высказывается издатель Гамолин, а Логвин ему отвечает, что на нашем рынке хорошая компиляция важнее самостоятельной, но плохой работы. У Бондаренко есть чувство ритма и композиции. Нормально сделанные книжки. По-моему, он просто из визуального мусора собирает паззлы. Помню, он пришел на последнюю «Золотую пчелу», у него там лекция была, и сказал: «Я вам свои книжки показывать не буду. Если зайдете в книжный магазин, то там все книжки – мои».

…Тут появился Илья Брябрин…

– Илья, почему ты именно Машу пригласил в наш проект?

Илья: Нужна была брутальная иллюстрация. А Маша – многоплановый художник. Она меня понимает. Однажды я ей сформулировал задачу так: «Нарисуй волосато!» И она нарисовала.

Маша: Илья, какой у меня стиль?

Илья: А почему вы хотите все облечь в слова?

Маша: Чтобы заказчик мог понять… Заказчик часто не понимает, чего он хочет. И уровень визуальной культуры у него бывает низкий.

Илья: Заказчик должен говорить так: «Нарисуйте мне, Маша, весело!» И этого достаточно.

– Ты оптимистка?

Маша: Конечно! Для меня, как для художника, главное – чтобы было смешно.

Илья: Да у тебя половина картинок – могилы, кресты, скелеты, черви…

Маша: Ну что ты врешь? Мне все говорят, что мои работы абсолютно позитивные.

– Ты много рисуешь?

Маша: Да…

Илья: Она слишком много рисует! Я ей каждый день говорю: лучше бы почаще головой думать. Маша, говорю, сфокусируйся на чем-нибудь. А то нет поступательного движения, такого, чтоб срывало всем крышу. И еще ей нужно сохранять свои работы, а она их либо выкидывает, либо вообще непонятно куда девает...

Маша: Иногда я их дарю. Вот так он меня доводит до слез. А потом собачек смешных присылает… Успокаивает…

Илья: А ты ведь, наверное, не сказала про молнию?

Маша: Сказала. 

– А вы антиглобалисты, что ли?

Илья и Маша: Ну, конечно!

Маша: Урбанизация поглощает цивилизацию.

Илья: Нужно быть полным антиглобалистом. Самое главное – быть «не как все». И делать что-то индивидуальное. Даже если на первом этапе ты будешь хуже всех.  

Маша: Главное – по-честному все делать.

Илья: Да-да, выворачиваться наизнанку...

P.S. С Машей Румянцевой и Ильей Брябриным москвичи и гости столицы смогут пообщаться лично, если сегодня, 13 февраля, придут на презентацию книги «Креативная кухня». День рождения книги с участием ее многочисленных героев будет отмечаться в «Клубе на Брестской» (2-я Брестская, 6, вход со стороны 1-й Брестской).